Роковая красавица Наталья Гончарова

Таким образом, в свете этих новых материалов можно считать доказанным, что письмо Н. И. Гончаровой к дочери было написано 15 мая 1838 года. Что касается неправильной датировки его 1837 годом, то можно предположить, что или Наталья Ивановна ошиблась, или цифра «восемь» написана неясно, а надо сказать, что почерк у нее очень неразборчивый и иногда с трудом поддается расшифровке. Следовательно, версия о том, что Е. Н. Гончарова была беременна да брака, отпадает.

Письмо Екатерины Николаевны от 9 ноября – несомненно, реакция на вызов Пушкиным Дантеса на дуэль и последовавшие за этим события. Независимо от исхода дуэли она считает, что ее брак с Дантесом невозможен: «мое счастье уже безвозвратно утеряно»[112]. Чем можно объяснить ее отчаяние? Как бы оно ни было глубоко в тот момент, все же она могла предполагать, что когда-нибудь впоследствии встретит другого человека, с которым сможет связать свою судьбу. Однако, очевидно, это было невозможно. Невольно напрашивается мысль: если Екатерина Гончарова и не была беременна до брака с Дантесом, все же она была в связи с ним? Не в этом ли состояла тайна, разглашения которой так боялись и Жуковский, и Загряжская, и Геккерны?

Приведем несколько выдержек из конспективных заметок Жуковского о предполагаемой дуэли Пушкина.

«7 ноября. Я поутру у Загряжской. От нее к Геккерну… Открытия Геккерна… О любви сына к Катерине… О предполагаемой свадьбе… Мысль все остановить – возвращение к Пушкину. Les revelations[113]. Его бешенство…»

Если предположить, что Геккерн «открыл» Жуковскому тайну связи Дантеса с Екатериной, а Жуковский сообщил об этом ничего не подозревавшему Пушкину, то становится понятной его реакция на это «откровение»: его бешенство.

Можно себе представить чувства поэта: он понимал, какой резонанс в обществе получила бы эта связь его свояченицы, – это бросило бы тень на его дом.

В недавно опубликованном письме графини С. А. Бобринской, подруги императрицы Александры Федоровны, занимавшей видное положение в придворных кругах, мы находим очень прозрачные намеки на обстоятельства, предшествовавшие свадьбе. Приведем некоторые выдержки из этого ее письма, адресованного мужу.

«…Никогда еще с тех пор, как стоит свет, не подымалось такого шума, от которого содрогается воздух во всех петербургских гостиных. Геккерн-Дантес женится! Вот событие, которое поглощает всех и будоражит стоустую молву… Он женится на старшей Гончаровой, некрасивой, черной[114] и бедной сестре белолицей, поэтичной красавицы жены Пушкина… ничем другим я вот уже целую неделю не занимаюсь, и, чем больше мне рассказывают об этой непостижимой истории, тем меньше я что-либо в ней понимаю…Под сенью мансарды Зимнего дворца тетушка плачет, делая приготовления к свадьбе. Среди глубокого траура по Карлу X видно одно лишь белое платье, и это непорочное одеянье невесты кажется обманом! Во всяком случае ее вуаль прячет слезы, которых хватило бы, чтобы заполнить Балтийское море. Перед нами разыгрывается драма, и это так грустно, что заставляет умолкнуть сплетни».

И наконец, в письме А. Н. Карамзина к брату от 13 (25) марта 1837 года есть одна знаменательная фраза, относящаяся к Екатерине Геккерн: «…та, которая так долго играла роль сводни, стала в свою очередь любовницей, а затем и супругой».

Таким образом, в настоящее время имеется несколько документов, подтверждающих правомерность этого предположения.

Не подлежит сомнению, что письмо Екатерины Гончаровой отражает и тяжелую, напряженную обстановку в доме Пушкина в эти дни. О пасквиле и о предполагаемой дуэли узнали и Наталья Николаевна, и Екатерина, и Александра, а также и Иван Николаевич Гончаров. Последний был немедленно послан сестрами в Царское Село за Жуковским. Семья волновалась.

В письме Екатерина Николаевна спрашивает брата: «Думаешь ли ты приехать и когда?»

По-видимому, после 4 ноября Дмитрию Николаевичу было послано кем-либо из Гончаровых сообщение о событиях с просьбой приехать, а письмо Екатерины побудило его экстренно выехать в Петербург.

В архиве Гончаровых нами обнаружены документы, датирующие этот отъезд. В послужном Списке Д. Н. Гончарова имеется запись о том, что ему был предоставлен отпуск: «…1836 г. с 14 ноября на 8 дней; в архив явился 27 ноября».

Надо полагать, Дмитрий Николаевич получил письмо сестры 12—13-го числа и в тот же день подал прошение об отпуске. Очевидно, он выехал 13 ноября и 17-го уже был в Петербурге.

Срочный выезд главы семьи Гончаровых в Петербург свидетельствует о том, насколько его взволновало письмо Екатерины Николаевны, дата же отъезда из Москвы, а следовательно, и прибытия в столицу косвенно позволяет датировать письмо Е. И. Загряжской, приводимое ниже.