Роковая кукла. Сборник фантастических романов

Спустя четыре дня, тяжело ступая, доктор Макрей вошел в тот же самый кабинет. Марлоу выглядел уставшим, но на этот раз Макрей имел еще более изможденный вид.

— Командир, попроси этих людей выйти отсюда.

Марлоу удалил всех и закрыл дверь:

— Ну?

— Ты получил мое сообщение?

— Да.

— Декларация Автономии уже написана? Люди ее одобрили?

— Да. Боюсь, мы слишком многое позаимствовали из Американской Декларации Независимости, но, так или иначе, она написана.

— Меня не слишком занимают вопросы стиля. Так что с ней?

— Она ратифицирована. И без особых проблем. Поступило несколько недоуменных вопросов из лагерей Проекта, но она была принята. Думаю, надо воздать должное Бичеру: идея независимости приобрела такую популярность благодаря ему.

— Не за что его благодарить. Он чуть не поубивал всех нас.

— Как так?

— Я объясню тебе как, — но сначала давай закончим разговор о Декларации. Я должен принять на себя некоторые обязательства. Она уже отправлена?

— Прошлой ночью радировали в Чикаго. Ждать ответа еще рано. Но позволь спросить, тебе удалось достичь успеха?

— Да, — Макрей устало протер глаза, — мы можем остаться. Это была тяжелая битва, Джеймс, но я победил. Они разрешили нам остаться.

Марлоу поднялся и достал электрический самописец:

— Хочешь наговорить все сюда, чтобы потом не повторять одно и то же?

Макрей отмахнулся:

— Нет. Любой официальный доклад должен быть тщательно отредактирован. Сначала я попробую рассказать все тебе.

Он задумался.

— Джимми, сколько времени прошло с момента первой высадки человека на Марс? Более пятидесяти земных лет, верно? Так вот за последние несколько часов я получил о марсианах больше сведений, чем было собрано за все эти годы. И все же я ничего о них не знаю. Мы постоянно думаем о них, как о людях, пытаемся измерить их собственной меркой. Но они не люди, они совсем на нас не похожи. Они, — добавил он, — совершали межпланетные перелеты миллионы лет назад… а потом перестали.

— Что? — сказал Марлоу.

— Это не имеет значения. Это не важно. Это — всего лишь одна из многих деталей, выяснившихся в беседе со стариком, с тем самым, с которым разговаривал Джим. Ему, между прочим, все привиделось — старик вообще не марсианин.

— Постой, кто же он тогда?

— По-видимому, он тоже абориген, но не из тех, кого ты и я привыкли считать марсианами. По крайней мере, он на них не похож, с моей точки зрения.

— А на кого он похож? Опиши его.

Макрей растерялся:

— Хм, не могу. Вероятно, как Джим, так и я видели именно то, что каждому из нас было нужно. Это несущественно. Довольно скоро Виллис должен будет вернуться к марсианам.

— Жаль, — сказал Марлоу. — Джим огорчится, но это не слишком высокая цена.

— Ты не понимаешь, ты совсем ничего не понимаешь. В Виллисе суть всего происходящего.

— Естественно, он в это замешан, — согласился Марлоу. — Но почему в нем суть?

Макрей потер виски:

— Объяснить очень сложно, и я не знаю, с чего начать. Виллис очень важен. Ты, Джеймс, вне сомнения, войдешь в историю как основатель этой страны, но, между нами, к Джиму должно относиться как к ее спасителю. Именно благодаря Джиму и Виллису — любви Виллиса к Джиму и стойкой привязанности Джима к нему — колонисты по сей день живы — вместо того, чтобы кормить червей. Предъявленный нам ультиматум убраться с этого шарика был уступкой, сделанной из-за Джима; сначала они собирались нас уничтожить.

У Марлоу отвисла челюсть:

— Это невозможно! Марсиане не стали бы делать ничего подобного!

— Стали бы, — сказал Макрей. — Они долго присматривались к нам. Намерение Бичера отправить Виллиса в зоопарк переполнило чашу их терпения, но отношение Джима к Виллису вынудило их пересмотреть уже принятое решение. Они нашли компромисс.

— Я не могу поверить, чтобы они на такое пошли, — возразил Марлоу, — и не понимаю, как бы они это сделали.

— Где Бичер? — холодно сказал Макрей.

— М-м-м… да.

— Не стоит рассуждать о том, что они могут и чего не могут. Мы ничего о них не знаем… совсем ничего.

— Не стану с тобой спорить. Но ты не мог бы хоть как-то объяснить эту тайну Виллиса и Джима? Что в них такого? В конце концов Виллис — всего лишь попрыгунчик.

— Не думаю, что это мне удастся, — признался Макрей, — но я, безусловно, могу изложить некоторые из своих соображений. Ты знаешь марсианское имя Виллиса? Ты понимаешь, что оно означает?

— Я даже не знал, что оно у него есть.

— Оно гласит: «В ком надежды мира соединяются». Тебе это что-нибудь говорит?

— Нет, откуда!

— Возможно, я неточно его перевел. Оно может означать «Воплощающий надежду», или просто «Надежда». Допускаю, что марсиане, подобно нам, ценят поэтичность выражения. Вот мое имя — Доналд — означает «Правящий миром». Мои родители, безусловно, дали маху. Или, может быть, марсиане любят наделять попрыгунчиков причудливыми именами. Когда-то я знал пекинеса по имени — хочешь верь, хочешь нет — «Великий Чемпион Маньчжурский принц Бельведера», — внезапно Макрей вздрогнул. — Знаешь, я вдруг вспомнил, что домашняя кличка пса была Виллис!

— Не может быть!