Роковая монахиня

Англичанин с высунутым языком вылез последним. Он хотел что-то сказать, но у него получилось лишь какое-то жуткое бормотание. Он показал на свой язык и сделал движение по направлению вовнутрь. Тут португалец ухватил его язык посиневшими от страха пальцами и засунул его в рот.

Моряки стояли плотной кучкой перед корабельным люком, боязливо всматриваясь в медленно светлеющую палубу. Но там никого не было. Только впереди на свежем утреннем ветру еще раскачивался в подвесной койке ирландец, туда-сюда, словно большая черная колбаса.

Будто притягиваемые магнитом, они начали медленно, шаг за шагом, спотыкаясь, приближаться к спящему. Ни один из них не окликнул его. Все знали, что ответа не будет. Каждый стремился оттянуть, как только можно, встречу с неизбежным. И вот уже они стояли рядом и, вытянув шеи, смотрели на ирландца, неподвижно лежащего на койке. Его шерстяное одеяло было натянуто выше лба, а волосы развевались на ветру. Но они уже не были черными — за эту ночь они побелели как снег. Один из моряков стянул одеяло с головы ирландца, и они увидели бледное, застыйшее лицо мертвеца, который широко раскрытыми и остекленевшими глазами уставился в небо. Его лоб и виски были усеяны красными пятнами, а на переносице, словно рог, выступал большой синеватый желвак.

«Это чума». Кто из них это сказал? Они враждебно посмотрели друг на друга и быстро отошли от трупа, помеченного смертельной заразой.

Всем им сразу стало ясно, что они пропали. Они были в руках страшного, невидимого, не знающего милосердия врага, который отступил от них, вероятно, лишь на короткое время. В любой момент он мог спуститься к ним с паруса или выползти из-за мачты; возможно, как раз в эту минуту он уже поднимался из кубрика или высовывал свой страшный лик из-за борта, чтобы погнать их, как безумных, по палубе шхуны.

И в каждом из них росла темная озлобленность на своих товарищей по несчастью, причин которой они не могли понять.

Моряки разошлись в разные стороны. Один из них стал рядом с палубной шлюпкой, и его бледное лицо отражалось в воде. Остальные уселись кто где на палубе, не разговаривая друг с другом; но все они были рядом, и в то мгновение, когда опасность станет осязаемой, могли бы снова собраться вместе. Но ничего не происходило. И все же они чувствовали, что беда где-то рядом — подстерегает их.

Да, она была здесь. Может быть, как раз под ними, за палубным перекрытием, как невидимый белый дракон, который своими трясущимися когтями нащупывал их сердца и своим горячим дыханием насыщал воздух ядом болезни.

А не были ли они уже больны, не чувствовали ли какое-то тупое оцепенение и первый приступ смертельной горячки? Человеку, сидевшему на борту, показалось, будто он под ним начал вздрагивать и раскачиваться, то быстро, то медленно. Он посмотрел на остальных и увидел на позеленевших лицах тень смерти, на впалых щеках уже появились пятна страшной бледно-серой сыпи.

«Может быть, они уже мертвы, и я единственный, кто остался жив», — спросил он себя. И при этой мысли по его телу пробежала холодная дрожь. У него было такое ощущение, будто вдруг чья-то ледяная рука, возникшая из воздуха, схватила его.

Медленно начинался день.

Над серой равниной моря, над островами, всюду лежал серый туман, влажный, теплый и удушающий. Маленькая красная точка стояла на краю океана, как воспаленное око.

Вставало солнце.

Наконец мучительное ожидание неизвестности согнало людей со своих мест.

Что же теперь будет? Ведь нужно в конце концов сойти вниз, нужно что-то есть. Но мысль о том, что при этом, возможно, придется переступить через трупы…

У трапа они услышали приглушенный лай. Мелькнула морда корабельного пса, затем появилось его туловище, голова… И тогда одновременно из четырех глоток вырвался хриплый крик ужаса.

Собака тащила на палубу труп старого капитана, крепко вцепившись в него зубами; вот видны стали волосы, лицо, все его толстое тело в грязной ночной рубашке. Теперь он лежал вверху перед трапом, и на его лице горели те же самые ужасные багровые пятна.

Собака отпустила его и куда-то забилась.

Неожиданно она громко заворчала в дальнем углу и в несколько прыжков выскочила вперед, но тут же остановилась, упала и, как бы защищаясь от кого-то, забила лапами в воздухе. Казалось, ее крепко схватил какой-то невидимый преследователь.

Глаза собаки вылезли из орбит, язык вывалился из пасти. Она начала хрипеть так, будто ей кто-то затыкал глотку. Последняя судорога прошла по ее телу, она вытянула лапы и застыла — собака была мертва.

И как раз в этот момент француз совершенно отчетливо услышал рядом с собой шаркающие шаги. Его охватил смертельный ужас.

Он хотел закрыть глаза, но это ему не удалось. Его воля уже не была подвластна ему.

Шаги прошаркали прямо по палубе по направлению к португальцу, который уперся спиной в стенку и, как безумный, вцепился руками в борт.