Роковая монахиня

Хотя, когда я вошел в церковь, там царил полный мрак, уже через несколько минут мои глаза настолько привыкли к темноте, что я смог различить общие контуры, углубления и выступы. Алтари были украшены обычными для сельских церквей обрамленными табличками с латинскими изречениями, посеребренными канделябрами, колокольчиками — все в самом простом, дешевом исполнении; на возвышениях вдоль голых, побеленных стен стояли статуи некоторых из апостолов, мучеников и местных святых с их обычными аксессуарами и символами. Лица, позы и одеяния были выдержаны в той преувеличенно страстной и патетической изобразительной манере, которая присуща позднему рококо, проникшему в самые отдаленные деревенские церкви. Справа от высокого окна, на которое был невольно направлен мой взгляд, перед тем как я заснул, стоял апостол Петр с круто повернутым в сторону бородатым ликом, черты которого с какой-то странной усмешкой выражали гордость и лукавство; казалось, что он смотрит одновременно и на стоявшего с другой стороны окна апостола Иеремию, который смущенно и печально держал в руках свиток, и в окно, судорожно выставив свой большой черный ключ навстречу лунному свету, лучи которого, падая с края церковной крыши, медленно скользили по боковому нефу церкви. С этой картиной перед глазами я и уснул.

Как долго я спал, сказать не могу. Неожиданно я почувствовал, что меня толкнули в бок каким-то твердым предметом. Проснувшись, я увидел перед собой человека в длинном красном одеянии. Под мышкой он держал большой перекошенный деревянный крест; этим крестом он и толкнул меня. Человек, не обратив на меня никакого внимания, серьезно и степенно следовал к алтарю. И тут я заметил, что он был одним из многих людей, направлявшихся длинной чередой от церковных скамеек к алтарю. Церковь была ярко, как днем, освещена.

На всех алтарях горели свечи. С хоров доносилось размеренно убаюкивающее гудение органа. Дым ладана и свечей свинцово-серыми клубами поднимался между побеленными колоннами к сводам. В веренице таинственно бредущих людей я заметил много странных фигур. Впереди шла молодая красивая женщина в голубом, усеянном звездами платье с глубоким вырезом, левая грудь ее была наполовину обнажена. На уровне груди сквозь тело проходил меч, которым был прихвачен и край платья, как будто за счет этого оно и держалось на теле. Женщина неотрывно смотрела с восторженной улыбкой вверх на потолок и держала на груди скрещенные в страстном порыве руки, так что создавалось впечатление, будто она испытывала какое-то внутреннее ликование. При этом я еще раз заметил, что меч был вонзен в грудь слева, у локтевого сгиба, до рукоятки.

Женщина возглавляла шествие. Из следовавших за ней особ многие привлекали внимание своими удивительными нарядами. У большинства в руках что-то было. Один нес пилу, другой — крест, третий — ключ, четвертый — книгу, пятый — даже орла, у кого-то на руках был ягненок. Ни одного из них не удивляло и не смущало присутствие другого, никто не говорил друге другом. Из нефа церкви к возвышению, на котором стоял алтарь, вели три ступени. Каждый ждал, держа в определенном положении соответствующий предмет, пока передний не поднимется на эти три ступени, чтобы не столкнуться с ним. Но что больше всего удивило: никто не обращал никакого внимания на меня. Меня просто не замечали. И даже человек, который натолкнулся на меня своим перекошенным крестом, тоже, кажется, не заметил этого. Еще одна женская особа в шествии привлекла мое, внимание своей патетической позой — блондинка, уже немолодая, с миловидным, но увядшим лицом. На ней было простое белое платье без воланов или обшивки, подвязанное в поясе веревкой. Однако веревка была позолоченной, груди полностью обнажены. Но никто не смотрел на эти пышные груди. Густые, распущенные белокурые волосы покрывали всю спину женщины. Голову она держала низко опущенной и обреченно смотрела на свои не просто сложенные, а вывернутые наружу ладонями руки — жест, которым в театре выражают отчаяние.

Слезы непрерывно катились из ее глаз, падали на грудь, затем на платье, потом на выглядывавшие из-под платья ноги. Было бы невозможно перечислить всех тех, кто сейчас шел к алтарю так внешне спокойно и обыденно, будто выполнял привычное упражнение; но среди них был и человек с хитрой физиономией, который до этого так энергично выставлял свой ключ навстречу лунному свету и которого я случайно увидел еще перед тем, как заснул.