Роковая монахиня

Я очень хорошо могу себе представить, что какого-то необразованного убийцу навязчивая идея, будто его преследует тень убиенного, может довести до сумасшествия, но только такого, который не продумывает все заранее, не взвешивает, не предвидит. Да и кто в наше время способен на то, чтобы хладнокровно смотреть в стекленеющие глаза, полные смертельного ужаса, не испытывая при этом внутренней травмы или страха перед вырывающимся в предсмертном хрипе жертвы проклятием, которого убийца все же боится. Неудивительно, что такая картина может ожить в его воображении и привести к появлению такого рода совести, которая в конце концов его и погубит.

Когда я размышляю в этой связи о себе, то вынужден признать, что я, собственно говоря, действовал прямо-таки гениально.

Отправить на тот свет одного за другим двух человек и уничтожить при этом все следы преступления мог бы, конечно, и более глупый человек, чем я, но вот подавить чувство собственной вины, прежде чем оно успело зародиться, это… Я действительно думаю, что в этом я единственный в своем роде…

Да, если кто-то имеет несчастье быть всеведущим, для него вряд ли имеется внутренняя защита: я же умышленно использовал свое собственное незнание и предусмотрительно выбрал яд, вызывающий смертельное отравление, признаки которого мне совершенно неизвестны и должны такими и оставаться.

Морфий, стрихнин, цианистый калий — действие их всех я знаю или могу себе представить: конвульсии, спазмы, мгновенная потеря сознания, пена у рта. Но вот курарин! Я не имею ни малейшего понятия, как при употреблении этого яда выглядят предсмертные судороги. И поэтому — как может сложиться у меня представление о них? Читать об этом я, конечно, нестану, исключено также, чтобы я случайно или добровольно мог что-то услышать на эту тему. Ведь кто вообще знает-то такое название «курарин»?

Итак, если я не в состоянии представить себе картину последних минут моих обеих жертв (какое нелепое слово), как может меня таковая преследовать? И если мне все же приснится это ночью, то по пробуждении я смогу себе прямо доказать несостоятельность такого внушения. А какое внушение окажется сильнее такого доказательства!

26 сентября

Странно, как раз сегодня ночью мне приснилось, что оба покойника шли слева и справа за мной. Может быть, именно потому, что я накануне записал в дневник мысль о снах?

Теперь есть только два пути преградить доступ такого рода сновидениям: либо постоянно держать их перед своим внутренним взором, чтобы привыкнуть к этому, как я это делаю с дурацким словом «убийца», либо второй вариант — полностью вырвать это воспоминание из своей памяти.

Первое?.. Гм… Слишком отвратительная картина! Я выбираю второй путь.

Итак: «Я не хочу больше думать об этом! Я не хочу! Я не, не, не хочу больше думать об этом! Слушай! Ты не должен больше совсем об этом думать!»

Собственно говоря, эта форма обращения «Ты не должен…» довольно необдуманная, как я теперь заметил — нельзя обращаться к себе, как к постороннему, в результате этого свое «Я» как бы распадается на две части: на «Я» и «Ты». Со временем это может привести к роковым последствиям!

5 октября

Если бы я не изучил так тщательно сущность внушения, я бы и в самом деле начал нервничать: сегодня уже восьмую ночь подряд я каждый раз вижу один и тот же сон; все время эти двое идут за мной, не отставая ни на шаг.

Сегодня вечером я куда-нибудь пойду и выпью больше обычного.

Охотнее всего я бы пошел в театр — но, надо же, именно сегодня идет «Макбет».

7 октября

Все-таки учиться никогда не поздно. Теперь я знаю, почему я вынужден так упорно видеть это во сне. Парацельс категорически утверждает, что человеку, для того чтобы постоянно видеть яркие сны о чем-то, не требуется ничего другого, как записать эти сновидения один или два раза. Так что в ближайшее время я оставлю это занятие.

Знает ли об этом кто-нибудь из современных ученых? Вот ругать Парацельса — это они умеют.

13 октября

Я должен сегодня точно записать то, что произошло, чтобы в моих воспоминаниях не возникали такие вещи, которых вовсе там не было…

С некоторого времени у меня появилось ощущение — от тех снов я, слава богу, избавился, — как будто за мной слева кто-то постоянно идет.