Роковая монахиня

До него, последнего владельца, в доме жил еще в эпоху париков и мушек, то есть во второй половине 18 века, один залогодатель, старый скрюченный человечек. Поскольку он занимался своим ремеслом с большой осмотрительностью свыше пяти десятков лет и жил вместе с женщиной, которая после смерти его жены вела хозяйство в доме, очень экономно, то в конце концов стал богатым человеком. Однако это богатство состояло в основном из почти невообразимого количества драгоценностей, утвари и самого удивительного хлама, который он получил в течение долгих лет от мотов или нуждавшихся людей в качестве залога, оставшегося затем, так как выданная за это ссуда не была возвращена, в его владении. Но поскольку при продаже этих заложенных вещей, которая по закону должна производиться через суд, остаток вырученной суммы следовало выдавать владельцам, этот человек предпочитал хранить их в больших шкафах из орехового дерева, которыми он с этой целью постепенно заставлял комнаты сначала первого, а затем и второго этажа. Ночью же, когда фрау Анкен спокойно похрапывала в своей одинокой каморке во флигеле, а на входной двери лежала тяжелая цепь, он часто тихим шагом ходил из комнаты в комнату. В застегнутом доверху иссиня-сером сюртуке, держа в одной руке лампу, а в другой связку ключей, залогодатель открывал двери комнат и шкафов и доставал оттуда то золотые карманные часы с репетиром, то эмалированную табакерку, высчитывая, сколько лет он уже обладал этой вещью, и прикидывая, умер ли уже ее первоначальный владелец или он еще может явиться с деньгами в руке и потребовать свой залог обратно…

Залогодатель так и умер в окружении своих сокровищ, дожив до глубокой старости, и завещал свой дом вместе с полными шкафами своему единственному сыну, который при жизни отца старался любым способом держаться от него подальше.

Этим сыном и был тот внушавший такой страх маленькому Леберехту суперкарго, вернувшийся в родной город из заокеанских плаваний. После похорон отца он оставил свои прежние дела и поселился в его комнате на третьем этаже; теперь вместо скрюченного человечка в иссиня-сером сюртуке маячила из угла в угол или возвышалась над маленьким пультом покойного, занимаясь вычислениями, высокая сухопарая фигура в желтом цветастом шлафроке и ярком колпаке. Между тем господину Булеману не передалось по наследству благоговение старого залогодателя перед собранными в его доме ценностями. После того как он за запертыми на засов дверями изучил содержимое шкафов из орехового дерева, он стал раздумывать над тем, не рискнуть ли ему тайно продать эти вещи, которые по-прежнему все еще были собственностью других людей и на стоимость которых он мог претендовать только в размере унаследованной, как показывали закладные книги, в большинстве случаев весьма незначительной залоговой ссуды. Господин Булеман не относился к числу людей нерешительных. Уже через несколько дней он связался с жившим на дальней окраине старьевщиком, и после того как были отложены на всякий случай вещи, отданные в залог в последние годы, началось тайное и осторожное превращение пестрого содержимого шкафов из орехового дерева в благородные серебряные монеты. Это было как раз в то время, когда мальчик Леберехт приходил в дом. Вырученные деньги господин Булеман складывал в большие обитые железом сундуки, которые он велел поставить в своей комнате, поскольку, учитывая незаконность приобретения своего состояния, он не решался открыто поместить его в ипотечный банк или вложить еще куда-нибудь.

Когда все было продано, господин Булеман занялся вычислением всех возможных расходов на период оставшейся ему жизни. За основу он при этом взял возраст в девяносто лет и разложил затем деньги по отдельным пакетикам на каждую неделю, добавив еще по сверточку ежеквартально на непредвиденные расходы. Эти деньги были положены отдельно в сундук, который стоял в соседней комнате, и каждую субботу утром приходила фрау Анкен, оставшаяся после смерти прежнего хозяина в доме вместе с имуществом, чтобы получить новый пакетик и отчитаться за истраченные на предыдущей неделе деньги.