Роковая музыка (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

Наконец-то свободна! Она прыгала из головы в голову, влезала в уши и проникала в мозжечок. Некоторые люди были более восприимчивы к ней… ближе к ритму…

Прошел час.

Библиотекарь, опираясь на костяшки пальцев, трусил сквозь утренний мелкий дождик, а голова его по-прежнему разрывалась от музыки.

Он добежал до лужаек Незримого Университета и направился в Главный зал, размахивая над головой руками и с трудом сохраняя равновесие.

А потом он замер.

Лунный свет, проникавший в зал сквозь огромные окна, освещал то, что аркканцлер всегда называл «нашим могучим органом» – к величайшему смущению остальных профессоров.

Несколько ярусов труб занимали всю стену. В полумраке они выглядели как колонны, а еще напоминали сталагмиты, выросшие в какой-то чудовищно древней пещере. Пульт органиста с тремя гигантскими клавиатурами и сотнями кнопок для специальных звуковых эффектов почти терялся среди всего этого величия.

Орган использовали нечасто, только во время важных городских событий или Волшебных вечерин[9].

Однако библиотекарь, ответственный за качание органных мехов, считал, что инструмент способен на большее.

Взрослый орангутан весьма смахивает на дружелюбную кучу старых ковриков, но вместе с тем он обладает силой, которая легко заставит человека той же весовой категории наесться такими ковриками до отвала. Заметив, что рычаг раскалился чуть ли не докрасна, а воздушные резервуары начали попукивать и посвистывать через отверстия для заклепок, библиотекарь перестал качать мехи и одним движением перелетел в кресло органиста.

Все сооружение тихонько гудело от огромного, едва сдерживаемого давления.

Библиотекарь сцепил пальцы и хрустнул костяшками, что прозвучало достаточно впечатляюще, особенно если учесть количество суставов на пальцах орангутана.

Он поднял руки.

Замер.

Опустил руки и до отказа выдвинул регистры «Гласа Человеческого», «Гласа Божьего» и «Гласа Дьявольского».

Стон органа стал более настойчивым.

Он поднял руки.

Замер.

Опустил руки и до отказа выдвинул все остальные регистры, включая двенадцать ручек, помеченных вопросительным знаком, и две с истершимися надписями на разных языках, предупреждавшими о том, что трогать эти ручки ни в коем случае нельзя, никогда, ни при каких обстоятельствах.

Он поднял руки.

Ноги он поднял тоже и расположил их над некоторыми самыми опасными педалями.

Закрыл глаза.

Посидел немного в задумчивой тишине, как пилот-испытатель на звездном корабле «Мелодия», готовый наконец вскрыть конверт с заданием.

Позволил вызывающему дрожь воспоминанию о музыке заполнить голову, пробежать по рукам до кончиков пальцев. И его руки опустились.

– Что это было? Что случилось? – твердил Дион.

Возбуждение до сих пор щекотало его босые ступни и носилось вверх-вниз по позвоночнику.

Они сидели в крошечной тесной конурке, расположенной позади стойки.

Золто снял свой шлем и тщательно протер его внутри.

– Никогда бы в такое не поверил! Четырехдольный такт, размер две четверти и мелодия с ведущим басом!

– А что это такое? – спросил Лава. – Что значат все эти слова?

– Ты же музыкант, – укоризненно произнес Золто. – Чем, по-твоему, ты занимался?

– Лупил молотками по камням, – признался прирожденный барабанщик Лава.

– А твое соло? – удивился Дион. – В середине, вот это: бамбах-бамбах-бамбамБАХ… Как ты понял, что нужно сыграть именно так, а не иначе?

– Просто в тот момент нужно было играть именно так, – сказал Лава.

Дион посмотрел на гитару и осторожно положил ее на стол. Она продолжала играть для себя, словно мурлыкала кошка.

– Это не нормальный инструмент. – Он погрозил гитаре пальцем. – Я просто стоял, ничего не делал, и вдруг она стала играть сама по себе!

– Наверное, раньше она принадлежала какому-нибудь волшебнику, как я уже говорил, – сказал Золто.

– Вряд ли, – возразил Лава. – Лично я не знаю ни одного волшебника с музыкальным слухом. Музыка и волшебство несовместимы.

Все посмотрели на гитару. Дион еще ни разу не слышал об инструменте, который умел бы играть самостоятельно, – за исключением легендарной арфы Пуста Кармна, которая начинала петь при приближении опасности. Но то было очень давно, когда еще водились драконы. Поющие арфы и драконы хорошо подходят друг к другу. Но куда поющие арфы точно не вписываются, так это в город, которым правят Гильдии.

Распахнулась дверь.

– Парни, это было… поразительно! – восторженно воскликнул Гибискус Дунельм. – В жизни не слыхал ничего подобного! А завтра вечером сможете выступить? Получите еще пять долларов.

Золто сосчитал монеты.

– Мы четыре раза выходили на бис.

– Что ж, можете пожаловаться своей Гильдии, – ухмыльнулся Гибискус.

Музыканты посмотрели на деньги. Последний раз они ели двадцать четыре часа назад, так что монеты выглядели достаточно соблазнительно. В Гильдии, конечно, ставки выше. Но двадцать четыре часа – это много, очень много.