Роковая музыка

Незримый Университет привык к эксцентричности своей профессуры. Однако обычный человек получает представление о нормальности, постоянно сравнивая себя со своим окружением, а если его окружают сплошь волшебники, то спираль развития может стремиться только вниз. Библиотекарь был орангутаном, и никто этому не удивлялся. Профессор эзотерических наук проводил столько времени за чтением в помещении, которое казначей называл «самой маленькой комнатой в Университете»[12], что получил от своих коллег прозвище Доцент Сортирной Лингвистики, которое настолько за ним закрепилось, что фигурировало даже в официальных документах. В нормальным обществе казначей считался бы более оторванным, чем почтовая марка под ливневым дождем. Декан посвятил семнадцать лет жизни написанию трактата «Использавание Слога «Инк» в Ливитационых Заклинаниях Раннего Спутанного Периода». Аркканцлер, регулярно использовавший Главный зал для своих упражнений по стрельбе из арбалета и дважды подстреливший казначея, считал всех профессоров совершенно опсихевшими, что бы это ни значило. «Свежего воздуха вам не хватает», – говорил он. «Слишком много сидите в помещении. Мозг гниет», – говорил он. Но чаще всего просто орал: «Ложись!»

Никто из преподавателей, кроме аркканцлера и библиотекаря, рано не вставал. На завтрак они собирались, если собирались вообще, ближе к полудню. Волшебники выстраивались у буфета, поднимали крышки огромных супниц и морщились от каждого резкого звука. Чудакулли любил обильные, жирные завтраки и особенное предпочтение отдавал полупрозрачным сосискам с мелкими зелеными крапинками, которые, очевидно, были какими-то пряными травами (по крайней мере, все на это очень надеялись). В связи с тем, что правом выбора меню обладал аркканцлер, некоторые наиболее привередливые волшебники вообще перестали ходить на завтрак и вынуждены были довольствоваться только ленчем, обедом, полдником, ужином и случайными легкими закусками.

Тем утром в Главном зале было, как всегда, немноголюдно. А еще здесь гуляли сильные сквозняки. После вчерашнего происшествия с органом в крыше образовалась огромная дыра.

Чудакулли отложил вилку.

– Так, кто это делает? – грозно спросил он. – Признавайтесь немедленно!

– Что делает? – уточнил главный философ.

– Топает ногой.

Волшебники переглянулись. Декан с идиотским видом таращился в пространство.

– Декан? – позвал его главный философ.

Левая рука декана застыла рядом с головой. Правая ритмично перебирала что-то в районе почек.

– Не знаю, чем он там занят, – произнес Чудакулли, – но, по-моему, это крайне негигиенично.

– Думаю, он играет на банджо, аркканцлер. На невидимом банджо, – высказал свое мнение профессор современного руносложения.

– Что ж, по крайней мере, никому не мешает, – кивнул Чудакулли. Он поднял взгляд на дыру в крыше, сквозь которую в зал проникал непривычный дневной свет. – Кстати, никто библиотекаря не видел?

Орангутан был занят.

Он спрятался в одном из подвалов библиотеки, который обычно использовал в качестве мастерской для ремонта книг. Здесь стояли несколько прессов и гильотин, а также верстак, заваленный разными баночками с всякими мерзкими веществами, из которых он варил переплетный клей. На стенных полках хранились косметические средства музы литературы, недоступные пониманию обычных людей.

С собой библиотекарь захватил книгу. На ее поиски ушло несколько часов.

В библиотеке хранились не только волшебные книги, прикованные цепями к полками и чрезвычайно опасные. Здесь также содержались совершенно обычные книги, напечатанные на простой бумаге мирскими красками. Впрочем, было бы ошибочным считать их совершенно безопасными только потому, что при их чтении в небе не вспыхивают фейерверки. Чтение таких книг иногда приводит к куда более опасным последствиям – фейерверки вспыхивают в мозгу у читателя.

Например, огромный том, лежавший сейчас перед библиотекарем, содержал избранные рисунки Леонарда Щеботанского – талантливого художника и сертифицированного гения, мысли которого улетали в самые дальние края, откуда неизменно возвращались с диковинными сувенирами.

В книгах Леонарда было много набросков: котят, водостоков, а также жен влиятельных анк-морпоркских торговцев, написание портретов которых давало художнику средства к существованию. Но Леонард был гением, причем крайне чувствительным к всякого рода чудесам света; поля его книг неизменно содержали массу на первый взгляд бессмысленных зарисовок того, чем в тот момент были заняты мысли ученого: огромных машин с водяным приводом для обрушения городских стен на головы врага, осадных орудий нового типа для поливания неприятеля горящим маслом, пороховых ракет для осыпания опять же неприятеля горящим фосфором и прочих изобретений Века Разума.

И было на этих полях еще кое-что. Библиотекарь заметил рисунок, когда в прошлый раз пролистывал книгу. Странно, подумал он тогда, как тут очутилось это?[13]

Его волосатые пальцы быстро переворачивали страницы. А… Вот…

Да, о ДА.

…И оно заговорило с ним на языке Ритма…