– Теперь о персоналиях, – продолжал секретарь ячейки. – В хоре – семеро, из них двое – чтецы. Кто из певцов занят в спектакле? Храбров? Выходит, плюс семеро актеров. Получается четырнадцать, да мы с Рябининым, итого – шестнадцать участников. Прилично! Сколько мест реквизита, товарищ Зудин? Два ящика? Ага, значит, необходимо минимум три подводы, – произвел подсчет Самыгин. – Перейдем к графику, – секретарь ячейки выхватил из папки чистый лист и вооружился вираковским карандашиком. – Хору: к пятнице отрепетировать песню; стихи также приготовьте к концу недели. Генеральный прогон спектакля и всей программы – в будущий вторник. За дело, товарищи!
Комсомольцы начали расходиться. Самыгин задержал Андрея:
– Завтра необходимо составить письменный план похода.
– К чему это? – не понял Рябинин.
– Надо. Распишем, кто и чем будет заниматься, твои производственные вопросы осветим, подпишем и сдадим в партячейку для отчета.
– А-а! – протянул Андрей и пошел к выходу.
За воротами завода прогуливалась Виракова. Увидев Рябинина, она подбежала к нему:
– Не желаешь сходить на танцы, Андрюша?
– Извини, Надя, нет. Завтра Бехметьев устраивает приемку моделей литья, нужно подготовить кое-какие бумаги, – Андрей тряхнул объемистым свертком.
– Жалко! – вздохнула Виракова. – Давай хоть до трамвая вместе пройдемся.
Рябинин согласился.
– Слыхал о субботней жути? – спросила Надежда.
– Нет.
– Совсем заработался, бедненький, – ласково улыбнулась она. – В субботний вечер стрельба в роще случилась. Одни жиганы перестреляли других. Одиннадцать покойников, представляешь? Старухи талдычат, что Гимназиста ликвидировали.
– Одиннадцать трупов? – насторожился Андрей, – Да-а, прямо бойня!
– Бойня и есть. Говорят, полы-то кровью залиты: ножами орудовали, из пистолетов палили, ни одного живехонького не оставили, – запальчиво рассказывала Виракова.
– Все к лучшему, одной бандой меньше, – отмахнулся Рябинин. – Я так понял: этот Гимназист всерьез терроризировал город.
– Не знаю, Андрюша, – пожала плечами Надежда. – Меня и моих знакомых он не трогал. Грабил Гимназист кассы, магазины и богатых нэпманов. Лихой был налетчик, неуловимый, однако ж сколь веревочке не виться… – Она помолчала. – …Его, Гимназиста-то, и не видал никто, оттого и страшно было. Помнится, жил с нами по соседству жулик один, Бритвою кликали, так Бритву вся округа знала. Отец его с моим папой на кожевенной фабрике работал. Нас, соседей, Бритва не донимал, грабил где-то по ночам. А Гимназист – будто призрак: вроде и есть, а вроде и нет.
– Так страшнее, – согласился Андрей.
Он вспомнил о предстоящем рейде и решил расспросить Виракову:
– Надюша, что за поручение дали ячейке – вылавливать беспризорных?
– Завтрашним вечером? Такие рейды милиция регулярно устраивает. Дают губкомолу разнарядку: мол, столько-то надо прислать комсомольцев на подмогу, а там распределяют по очереди, ячейке какого предприятия идти, – объяснила Надежда. – Будете лазить по трущобам, искать притоны.
– Их что, много?
– Беспризорных? Нынче-то меньше, после войны пропасть была. Те, что постарше, живут воровством, маленькие побираются. Их отправляют в трудколонии, а они оттуда бегут. Прошлый год на нашем заводе был один, работал грузчиком, да сбежал через месяц. Они несознательные, смотрят в лес, что волчата.
– Где же они живут?
– А в заброшенных домах, на старых баржах, что в затоне стоят, в подвалах…
– В городе я их не много встречал, разве что на вокзале дюжину приметил, – вспомнил Андрей.
Надежда посмотрела на него снисходительно, как смотрят на неразумного ребенка:
– Ты, товарищ Рябинин, не ходишь по базару, не посещаешь бедняцких окраин, а беспризорники – там.
Дойдя до трамвайной остановки, они попрощались. Андрей остался ждать трамвая, а Надежда поспешила к дому.
Солнце медленно клонилось к горизонту. Верстах в двух от города, вниз по течению реки, на небольшом песчаном пляже сидел человек. Был он в соломенной шляпе и легкой рубашке, рядом отдыхали его модные лакированные ботинки. Человек лениво разгребал песок босыми ногами и поглядывал на реку. За кустами, окружавшими пляж, виднелась пролетка, стреноженный конь щипал молодую траву. Пляж и окрестности были пустынны, только чайки кружили над водой. Карманные часы проиграли незатейливую мелодию, человек вытащил их, щелкнул крышкой – семь часов.
Из-за кустов, со стороны города, показалась легкая прогулочная лодка. На веслах сидел мужчина, с виду дачник: в широкополой панаме, майке и шароварах. Он медленно греб, держась недалеко от берега.
Дачник обернулся, заметил сидевшего на пляже и кивнул ему. Подтабанив правым веслом, он причалил и выскочил на сушу.
– Салют, атаман! – весело поздоровался прибывший.
– Здравствуй, Федор, – отозвался сидевший на пляже и строго спросил. – Хвоста не приволок?
– Обижаешь, всю дорогу ухлил [58]
, как бы шкапуна [59] не вышло.Федор уселся рядом, достал золотой портсигар и закурил.
– Понятно. Надеюсь, ты после субботнего дельца никуда не вылазил? – справился Гимназист.
– Само собой. Залег на хазе у Шурки, так и были два дня в неразлучке, – усмехнулся Фрол.