Роковая наследственность

Глядя на моё изумлённое лицо виноватыми глазами, теряя силы он продолжил говорить, он торопился. Понимая это, я не смела его перебивать, я только слушала.

После расставания с моей матерью, для него оказалось не возможным связать свою жизнь с какой-либо другой женщиной, потому что ни одну из них он не смог полюбить так, как любил её.

Шли годы. К власти пришли большевики, ненавидящие всех, кто служил прежней власти и оставался ей предан. Отречение царя от престола ввергло армию в хаос. Некоторые из офицерства, ради сохранения жизни перешли на сторону большевиков, другие бежали за границу, а он решил продолжить борьбу, вступив в армию генерала Деникина. Вернувшись в своё имение, чтобы забрать дорогие ему вещи, он был застигнут врасплох и схвачен бандой отщепенцев. Избив до полусмерти, они бросили его в канаву. Но Лаврову повезло, его случайно обнаружил сын управляющего. Поняв, что барин ещё жив, он переодел его в крестьянскую одежду, и на телеге отвёз в госпиталь, где работал профессор Гольданский, большой друг семьи Лавровых. Именно он спас отца от смерти, и он же, в целях конспирации, уговорил его притвориться человеком потерявшем память, что после перенесённой им травмы головы было вполне правдоподобно и не могло вызвать подозрения. После выписки, профессор достал ему документы на фамилию Арсеньев и устроил на работу в архив госпиталя. Целыми днями находясь в подвале, отец приводил в порядок больничный архив, переписывая своим красивым почерком, истории болезней, оставшихся в живых пациентов. Ну а дабы не быть узнанным, ему пришлось носить бороду и длинные волосы.

Затем, он напомнил историю его встречи в госпитале с парализованным стариком на коляске, который рассказал обо мне. На самом деле всё было по-другому.

Это Лавров узнал того человека. Это был муж его Кати, мой настоящий отец – Александр Васильевич Дементьев, дворянин, владелец Петербургского банка. Когда-то испытывая к этому человеку огромную ненависть, теперь, глядя на него больного и беспомощного, Лавров не смог отказать ему в просьбе, разыскать его дочь. Предчувствуя скорую смерть, он очень хотел увидеть меня, однако сказал, что ежели этой встречи ему не суждено будет дождаться, то он просит передать мне то, что Лаврову принесёт его человек. Так и случилось. Уже через несколько дней к нему пришёл пожилой мужик и назвавшись слугой барина Александра Васильевича Дементьева, сообщил о его кончине и передал свёрток. Ещё он добавил, что барин мол письмо хотел написать, да его скрюченные параличом пальцы отказывались держать карандаш. Поэтому просил передать на словах, что просит он у дочери прощения, и выполняя волю моей матери-его жены, передаёт мне её серьги, изготовленные им на заказ, ко дню их свадьбы. А от себя дарит картину с изображением моей матери Екатерины Степановны Востряковой – Дементьевой. После этого Лавров попросил приподнять ему голову, откинуть диванный валик и достать оттуда свёрток.

Увидев картину, я ахнула от восторга! Но и расстроилась немного, так как поняла, что совершенно не похожа на свою мать. Заметив грусть в моих глазах Лавров сказал, что я очень красивая, но другая, так как похожа на отца. И желая утешить добавил, мол в народе поверье есть – коли дочь выдалась на отца похожая – быть ей в жизни счастливою!

Продолжая разглядывать картину и лежащие на моей ладони изумрудные серьги с бриллиантовыми бантиками, я догадалась, почему именно эти камни были выбраны отцом в подарок моей маме – они были так же прекрасны, как её зелёные глаза.

Наш разговор затянулся. С каждой минутой самочувствие Лаврова ухудшалось. Я пыталась его остановить и успокоить, но противясь этому он продолжал говорить. Он не старался оправдаться, нет. Ему было крайне важно объяснить причину, по которой он пошёл на обман. Так вот, узнав о смерти господина Дементьева, Лавров решил забрать меня из детского дома, назвавшись отцом. Это не составило труда. Не спрашивая документов, подтверждающих родство, заведующая с радостью согласилась отдать меня, лишь бы избавиться от лишнего рта.

– Я очень любил твою мать, и она когда-то любила меня. Ведь ты могла быть моей дочерью. Не мог я тебя там оставить.

После этих слов у него начался сильнейший приступ. Он уходил. Рыдая на его груди, я успела сказать, что люблю его, что он самый лучший отец на свете и я благодарна ему за всё. С трудом улыбнувшись, он из последних сил поцеловал меня в лоб, после чего впал в беспамятство и не приходя в сознание скончался на рассвете.

Мне не довелось узнать, почему при живом отце я оказалась в приюте?