Роковая перестановка

— Наверняка кольцо. Ведь она надела его ребенку на руку.

— Да.

— В земле должна остаться дробь. Но даже если они ее нашли, вряд ли она наведет их на какие-то мысли, в тех лесах полно дроби. А возможно, они решат, что Пирсон застрелил ее.

Эдам тихим голосом проговорил:

— Однажды Зоси сказала мне: «Он убивает маленьких зверушек, у него нет жалости». Она наверняка всегда знала, что тот, кого мы зовем «человек-коипу», — ее отчим. Возможно, она боялась, что он вернется и увидит ее, претворит в жизнь свою угрозу и что-нибудь сделает с ней, настроит против нее мать. Может, он был ее… любовником? Отцом ее ребенка?

— Кто знает? — отмахнулся Руфус. — Интересно то, что история не попала в национальные газеты, не пошла дальше местных изданий. Ее не сочли важной.

Эдаму это не казалось интересным.

— Все, что имело отношение к Зоси, было ложью, верно? Ведь ее звали Зое Джейн.

— Звали? — спросил Руфус.

Потягивая из стакана нечто сладкое, холодное и с лимонным привкусом, Эдам гадал, есть ли там джин или водка. Он был полным профаном в напитках. Его уже слегка повело от этой смеси. Хорошо, что он не поехал на машине, хотя и подумывал об этом, ведь до родительского дома так далеко. Некоторое время, пока не найдет квартиру, он поживет у них.

— В некотором смысле, — сказал Эдам, — я забыл, что в могиле не Зоси, а Вивьен. Я забыл, что умерла не Зоси. Интересно, что с ней стало?

— А раньше ты интересовался?

— Не очень. Не хотел знать. Я обычно отключался от всего этого, вычищал свое сознание.

— Думаю, Зоси написала своей матери или, вероятнее всего, позвонила ей, сказала, что родила ребенка, и спросила, можно ли приехать. Если помнишь, она переживала из-за того, что мать уделяет ей мало внимания. Однако к матери Зоси не поехала. Наверное, боялась Пирсона или не могла объявиться без ребенка. Когда она не приехала, мать заявила в полицию. Мы ничего не знаем о Пирсоне и его отношениях с Зоси, а вот полиция знает. Они знают, что бизнес у него шел плохо, возможно, он угрожал самоубийством, не исключено, что он был не в себе. Он покончил с собой через пару месяцев, но когда были обнаружены кости и кольцо…

— Как ты думаешь, где она сейчас?

— Она человек-катастрофа, — сказал Руфус, думая о миссис Хардинг и ее дочери. — У нее нестойкий характер. Наверное, сидит сейчас на тяжелых наркотиках. Или мотает срок в тюрьме. Помнишь фотоаппарат и браслет? А однажды она даже пыталась украсть маленького мальчика. Ты об этом знал?

Эдам кивнул и отодвинул пустой стакан.

— Ну как, еще по одной?

— О крепких напитках так говорить нельзя, — возразил Эдам. — То есть о пиве можно, а о крепких — нельзя. Мы же не из кружек пьем.

Руфус засмеялся.

— А старина Верн-Смит не изменился, все такой же. Помнишь греческий глагол «тереть»? Я этого никогда не забуду, буду помнить до последнего дня.

— Да, ты уже говорил.

— От этого та история не становится менее правдивой.

— Да, не становится. Вообще-то пить мне больше не хочется.

— А я ожидал, что у тебя будет… ну, эйфория, что ли. Неужели ты не испытываешь облегчения от того, что сорвался с крючка? Может, ты еще не осознал, а? Ведь это же конец всему. Все закончилось. Никакого наказания. На этот раз обществу не удалось отомстить.

— О, я все осознал. Я вышел сухим из воды. — Эдам взял их стаканы. — За мной выпивка, я тебе сейчас принесу. Просто я, кажется, не думал об этом, вот и все.

Руфус наблюдал, как он идет между столиками к бару. Чудной он — сам не пьет и не догадывается, что у других может возникнуть желание выпить. Руфус пришел к выводу, что Эдам не знает о гибели Шивы, что он не связал человека, погибшего в пожаре, и того индуса, которого знал в Отсемонде. Наверное, нет смысла ставить его в известность. Это может привести, не без омерзения размышлял Руфус, к квазифилософским рассуждениям о природе возмездия или даже о том, что Бог поругаем не бывает.[94] Нет, он ничего не расскажет.

Перед ним появилась водка с тоником. Себе же Эдам взял нечто, подозрительно напоминавшее простую «Перрье».

— Мы выпили море вина в Отсемонде, — сказал Руфус. — Причем пили всякую дрянь. Пойло. Но совершенно очевидно, что вреда оно нам не принесло.

Эдам поднял голову и заговорил агрессивным тоном:

— Исаак Динесен[95] сказал, что жизнь — это всего лишь процесс превращения здоровых молодых щенков в старых шелудивых собак, а человек — совершенный инструмент по переработке красного «шираза» в мочу.

Руфус хохотнул.

— Господи, да что это с тобой?