Роковая привязанность

Возникла крайне неловкая ситуация. Я не знал, что мне делать, София смотрела на Джона, он — на нее, я пытался придумать, как мне потактичней ускользнуть. И тут у двери дома кто-то чихнул. Это был ребенок. Он, полагаю, слушал наш разговор, пытаясь разуметь, что происходит. Чихнув, мальчик повернулся к двери, чтобы зайти в дом, но Джон окликнул его, и он покорно подошел отцу.

«Прогуляемся, Джастин, к Плоским Скалам.— Джон взял сына за руку.— Мы идет к Плоским Скалам».

Больше он ничего не сказал. День был жаркий, вроде сегодняшнего; купив моллюсков, мы остановились возле одной из бухт, чтобы искупаться. Я забыл название бухты. Она была маленькой и безлюдной. Попасть в нее можно было только во время отлива.

Я не ищу себе оправданий. Я занимался любовью с женой моего лучшего друга — оправдать это нельзя ничем. Да, София сама предложила искупаться, она знала эту бухту; София сняла с себя всю одежду и первой коснулась меня руками, ну и что? Думаю, обладай я хоть граммом порядочности, я бы твердо сказал «нет», но я не сделал этого. Наверно, я не слишком порядочный человек. Были и другие причины... Понимаешь, Джон часто отнимал у меня то, что принадлежало мне. Он какое-то время интересовался автоспортом; когда я свел его с нужными людьми, оказалось, что он водит спортивную машину лучше, чем я, и они стали проявлять к нему больший интерес, нежели ко мне. Возникали и другие ситуации... Тут не было вины Джона. Так уж он устроен. Но я начал злиться, во мне накапливалась обида, в которой я едва признавался себе. Когда мне представился шанс овладеть его женой, я не испытал колебаний.

Мы вернулись в Бариан часам к четырем. Там было очень тихо. В первый момент мы подумали, что все куда-то ушли, затем мы услышали звуки пианино.

«Он сумасшедший! — изумилась София.— Сидеть у пианино в такой чудесный день!»

Пройдя по коридору, она открыла дверь музыкальной комнаты. «Джон»,— произнесла она и смолкла. Я подошел к ней, чтобы посмотреть, почему она замолчала, и увидел, что Джон бы не один. С ним находилась Мэриджон.

Я не могу описать, насколько странной показалась мне эта сцена. Счастливая, умиротворенная Мэриджон сидела на диване у окна. Джон находился у инструмента. Их разделяло расстояние в два метра.

«Привет,— обратилась Мэриджон к Софии; ее глаза были голубыми, ясными, немигающими.— Тебе удалось найти моллюсков в Сент-Ивсе?»

Я навсегда запомнил тон, которым она произнесла эти слова, потому что впервые осознал, как сильно она презирает Софию.

«Где Майкл?»— спросила София. Мэриджон ответила, что не имеет об этом понятия. «Разве он не ловит рыбу?» - сказал Джон. Они оба рассмеялись, и Джон снова заиграл.

Нас словно не существовало.

«Я схожу в бухту с Максом»,— сказала вдруг София. «Да?»— отозвался Джон, перевернув одной рукой страницу с нотами.

«Смотри не обгори,— предупредила Мэриджон.— Солнце сегодня жаркое, верно, Джон?»

«Очень жаркое»,— согласился Джон; он продолжал играть, не поднимая головы.

Мы ушли. София была в ярости, хотя ничего не говорила. Прибыв на берег, мы обнаружили, что ребенок следовал за нами; София сорвала свою злость на нем, она отослала его назад в дом. Несчастный мальчик! У него был такой встревоженный, растерянный вид. Он побрел вдоль берега и вскоре скрылся из виду за скалами. 

Мы искупались; София заговорила о Мэриджон и в конце концов стала плакать. «Терпеть ее не могу,— заявила София.— Когда она приезжает сюда, все идет наперекосяк». Я спросил, что плохого сделала Мэриджон, и София не смогла мне ответить. Она лишь заплакала еще сильнее. На самом деле ничего не было, вот что озадачивало. Объяснять было нечего.

Я попытался успокоить Софию, обнял ее, и случилось наихудшее — Ева услышала, что я вернулся из Сент-Ивса, и спустилась вниз, чтобы поискать меня. Она застала меня на «месте преступления»— вспыхнула новая ссора; Ева убежала в Бариан. Вечером Она не вышла к обеду.

Обед прошел напряженно. София решила проследить за приготовлением пищи, мы появились в столовой не вместе; было ясно, что она хочет сыграть роль хорошей хозяйки, оживленной и разговорчивой; она делала вид, будто ничего не случилось. Я подыгрывал ей как мог, иногда к нам, помню, подключался Майкл. Но Мэриджон и Джон не раскрывали рта. Со временем за столом установилась гнетущая тишина. Это трудно описать. Всеобщее молчание действовало на нервы. Если бы хоть кто-то говорил, ситуация не была бы столь тягостной. В конце концов и София смолкла, я не знал, что еще сказать, Майкл тоже притих. В комнате воцарилась тишина. И тут Мэриджон заговорила.