Ребенок, похоже, заметил напряженность в атмосфере и закапризничал; я почувствовал, что я должен покинуть комнату, и отвел мальчика в его спальню. Я воспользовался этим предлогом, чтобы уйти из столовой, и задержался наверху на полчаса. Уложил ребенка в постель и почитал ему. Я не помню, какую книгу читал. София считает, что Джон ей неверен, думал я, и что-то затевает. Эти мысли не давали мне покоя, постоянно вращаясь в голове. Пойдет ли она на развод? Что скажет в суде? Что выйдет на поверхность? Какой ущерб это причинит Мэриджон? Не сблизит ли это Мэриджон и Джона еще сильнее? Что произойдет? Я про-должал читать ребенку, притворяясь, что все в порядке, а сердце мое разрывалось в груди...
Когда я спустился вниз, они были одни в музыкальной комнате; на проигрывателе вращалась пластинка. София была в кухне с Максом. Я закрыл дверь и сказал Джону: «София знает — тебе это известно?» Он посмотрел мне в глаза: «Что знает?»
Я сказал, что не стоит больше притворяться, пора поговорить откровенно. Мэриджон предприняла попытку вмешаться, она попросила меня не делать из себя посмешище, но я не стал слушать ее. «Может быть, формально ты не состоишь в связи с моей женой,— сказал я Джону,— но ты ведешь себя так, словно у вас настоящий адюльтер; София не верит всем этим сомнительным сказкам о чисто платонических отношениях. Она готова поверить в худшее и отреагировать соответствующим образом. В определенном смысле она имеет на это право. Какие бы отношения ни связывали тебя с моей женой, они представляют опасность и должны быть прекращены».
Они переглянулись. Потом посмотрели на меня. Пока они молчали, я понял, в чем дело. Их связывало духовное родство, у них была единая душа. Джон мог испытывать привязанность к Софии вследствие их физической близости, но она была чужим ему человеком. С Мэриджон его связывало какое-то мистическое взаимопонимание. Софии отводилось положение посторонней, которое ее никоим образом не устраивало. Отношения Джона с кузиной находились за пределами ее понимания — а также за пределами понимания любого обычного человека,— поэтому София не могла сформулировать, в чем заключается предосудительность их отношений, хотя она и ощущала ее.
«Послушай, Майкл»,— сказал Джон и замолчал. Дверь открылась, София вошла в комнату.
Риверс смолк. Море шумело у подножия утеса; вдали не виднелось ни единого огонька. Темнота усиливала ощущение смятения, испытываемого Сарой.
— Не говори мне больше ничего,— прошептала она.— Не надо. Пожалуйста.
Но он словно не слышал ее.
— Что это было?
— Я тоже уловил какой-то шорох.
Он прислушался, потом немного успокоился.
— Возникла ужасная сцена,— произнес наконец Риверс.— Я не могу повторить тебе все сказанное мной. В конце концов Джон покинул комнату и вышел на лужайку. Мэриджон отправилась в свою комнату, я остался наедине с Софией. Я попытался объясниться с ней, но она не желала ничего слышать; через некоторое время она пошла на второй этаж, чтобы сменить обувь перед выходом из дома. Тогда я не знал, что у нее назначено свидание с Максом у Плоских Скал. Я просидел в гостиной до тех пор, пока не услышал, как она покидает дом. Потом я поднялся наверх, чтобы найти Мэриджон, но ее там уже не было. Я задержался на втором этаже, чтобы все обдумать.
После смерти Софии я некоторое время надеялся, что теперь все наладится, но мой оптимизм не оправдался. Между Джоном и Мэриджон состоялась длительная беседа. Не знаю, что они говорили друг другу, но результатом обсуждения стало их решение расстаться навсегда. Думаю, смерть Софии — точнее, сцена, предшествовавшая ей,— потрясла их обоих, и они поняли, что так продолжаться не может. Джон отправился в Канаду, в другую часть света, Мэриджон вернулась со мной в Лондон, но она пробыла там недолго; мы никогда больше не жили как муж и жена. Какое-то время она провела в Париже; вернувшись оттуда, она не смогла обосноваться в каком-то одном месте. Я хотел помочь ей, поскольку знал, что она очень несчастна, но ничего не мог сделать, моя любовь была ей не нужна. В конце концов она ушла в религию. До возвращения Джона в Англию Мэриджон жила в обители.
Он отбросил сигарету в сторону. Окурок, поалев какое-то время в темноте, вскоре потух.
— Теперь ты видишь,— медленно произнес Риверс,— совершенно необходимо, чтобы ты забрала Джона отсюда. Все повторяется, неужели ты этого не понимаешь? Все повторяется снова — мы все опять в Бариане, недостает только подруги Макса; тебе отведена роль Софии.
Камни заскрипели друг о друга; раздался щелчок; их ослепил свет мощного фонаря.
— Что, черт возьми, ты пытаешься внушить моей жене, Майкл Риверс? — жестким, грозным голосом спросил из темноты Джон.
II
— Останься и пообедай со мной,— сказала Джастину Ева.— Я не знаю в этом городке ни души. Отведи меня в какое-нибудь приличное место, где мы можем поесть.
— Нет,— сказал он.— Я должен вернуться в Бариан.
Затем, поняв, что его слова могли прозвучать резко и невежливо, он поспешил добавить:
— Я обещал вернуться к обеду.
— Позвони им, скажи, что у тебя изменились планы.
— Нет, я...