Роковая роль

— Мужчина.

— А как спрашивал? — в зависимости от того, как звонивший меня называет, можно понять, кто звонит.

— Марию Сергеевну. Голос незнакомый, такой тебе раньше не звонил.

— Ладно, позвонят еще.

Работать мне уже категорически не хотелось. Я, кстати, заметила, что работа без выходных только вредит, потому что человеку жизненно необходимо менять обстановку и расслабляться. Конечно, если есть необходимость, то вполне возможно поупираться, провести ночь без сна и сделать то, что нужно. Но работать трое суток без отдыха с одинаковой интенсивностью ни один человек не может. А что уж говорить про бедных оперов, у которых что ни месяц, то усиление. А если человек месяцами не уходит с работы, то в конце концов он эти стены начинает ненавидеть. А в выходные им зачем сидеть на работе, если какой-нибудь министр осчастливил наш город своим визитом, только и всего, — не понимаю! Все равно все учреждения закрыты, людей тоже не особенно повызываешь, настроение хреновое, потому что жена ругается и ребенок уже перестал папу узнавать, вот и остается водку пить. А потом удивляются, чего это опера хронически пьяные и на работу ходить не хотят.

В процессе уборки дел в сейф и приведения кабинета в порядок меня посетила удачная мысль. Время до контрольной явки домой у меня еще есть; а что, если мне зайти в РУВД, поговорить с Буровым, тот наверняка уже вернулся, и там наверняка найдется машина, которая подбросит меня домой.

От радости, что я так хорошо придумала, я быстренько сдала прокуратуру на сигнализацию, и вприпрыжку поскакала в РУВД.

В дежурной части кипела работа. Бурова я в управлении не нашла, дежурный сказал, что он еще не возвращался. Зато был начальник убойного отдела Костик Мигулько, который сегодня заступил ответственным от руководства. Он забрал из дежурки какие-то бумажки, пообещал, что через час будет машина, выяснил, что я сегодня не обедала, и зазвал к себе в кабинет попить чайку.

Мы пошли в убойный отдел, и я машинально подергала дверь буровского кабинета.

— Чего, очень тебе Буров нужен? — спросил Мигулько, отпирая свою дверь.

Я кивнула.

— Мы с ним в пятницу были на трупе, хотела поговорить.

— Ага. Я тоже хотел с тобой поговорить насчет этого трупа.

Костик бросил бумажки на диван и включил электрический чайник.

— Присаживайся, хочешь на диван?

— Нет уж, там пружина колется. А чего ты кужеровский диван к себе не перетащил? Тот получше будет.

Костя тем временем достал из шкафчика печенье, пакетики с чаем, сахар.

— Понимаешь, Маша, к нам новый опер в отдел перевелся, Буров, ему пока жить негде, он в кабинете живет. Что ж я буду ему поганый диван подсовывать?

Я-то и в кресле посижу, а ему ночевать надо, на чем поприличнее.

— Какой ты благородный начальник.

— Просто на этом диване спать невозможно.

— А ты как спишь, когда дежуришь?

— Ха, — Костик ухмыльнулся, — в последнее время не очень-то и поспишь в дежурство. А потом, у меня же ключи от всех кабинетов, если надо, открою чей-нибудь кабинет и там посплю.

Я обвела взглядом кабинет начальника отдела по раскрытию умышленных убийств крупнейшего района города. Много лет назад, когда я пришла работать в этот район, отдела по раскрытию умышленных убийств еще не было, но кабинет был, в нем сидел начальник уголовного розыска. С тех пор много воды утекло, стены облупились, потолок потрескался, мебель развалилась.. Все это великолепие освещала тусклая лампочка в засиженном мухами абажуре. С тех пор сменилось правительство, название города и даже страны, были приняты новые Конституция и Уголовный кодекс, а обои в этом кабинете так ни разу и не клеили.

— Слушай, а откуда вообще взялся этот Буров? Как он из области перевелся сюда? — спросила я Костика, с жадностью набросившись на печенье и набив себе полный рот. Разговаривая, я поперхнулась, и Костик вынужден был постучать мне по спине, чтобы я прокашлялась.

— Ой, Маша, он — несчастный парень. Работал в области, город Коробицин.

— Не знаю такого.

— Ну уж. Между прочим, старинный город, там кино любят снимать. Стоит на реке, там замок есть, и монастырь. Триста тысяч жителей.

— Ну и что?

— Он там опером работал.

— Ну и что? Чего ему там не хватало? Мафия стала наезжать?

— Да нет, — Костик помолчал, грея руки о чашку с чаем. — Он сам-то вообще питерский, здесь закончил Техноложку, туда его распределили на химкомбинат, а он покантовался пару лет и пошел в милицию. Тогда это модно было…

Костик завздыхал. Он и сам так же пришел в милицию по комсомольской путевке; тоже закончил Технологический институт, распределился на завод, подумал и пошел работать в уголовный розыск. Тогда это было не только модно, но и почетно, и денег больше платили. А главное — романтика борьбы с преступностью. Романтика быстро выветрилась, и сменилась инерцией. Хотя нет, Костик — человек увлекающийся, у него инерция на романтике сидит, и чувством долга погоняет. У меня иногда складывается такое впечатление, что опера — это последние люди в наше время, чувствующие ответственность за страну.