Роковая строка Памеджаи

Верховный жрец божественного фараона Рамсеса был одним из самых мудрых и знающих людей в стране. В молодости он был жрецом храма Исиды на маленьком острове вблизи Первого порога. Когда владыка обеих земель призвал его к себе и доверил ему все тайное и все явное, когда он доверил ему сооружение и украшение великих храмов, верховный жрец почувствовал свою силу и понял, что настало время осуществить самые свои заветные замыслы. Одним из таких замыслов был этот пещерный храм на берегу Нила, который жрец Исиды увидел в этой красной горе тогда, когда это была еще просто гора. Он первый сказал об этом фараону, и, увидев, как радостно принял это предложение владыка великой страны, он потребовал от него множество рабов и самых лучших мастеров страны, которые смогли бы осуществить дерзкий замысел. Рассказывая фараону о том, каким он себе представляет этот удивительный храм, верховный жрец нередко сравнивал это сооружение со многими прекраснейшими сооружениями страны и всегда завершал свой рассказ одной и той же фразой: «Подобного не знали твои великие предки, потому что даже величайшая пирамида Хеопса не потребовала такого умения и таких знаний. Ведь там все просто: хорошо уложены превосходные плиты, доставленные из наших богатых каменоломен. А здесь надо будет выдолбить в горе громадные красивые залы, нужно увидеть в этом песчанике уже готовые статуи богов, и стены этого святилища нужно так украсить, чтобы спустя тысячи лет потомки наши увидели твое величие, будь ты жив, здрав и невредим, мой великий господин!»

Рамсес не жалел затрат. И какая надобность была жалеть рабов, когда они подобны стадам на тучных пастбищах фараона. Рамсесу очень хотелось увековечить себя и свою младшую, самую молодую и красивую супругу, на которой он женился на тридцать четвертом году своего царствования. Победа над хеттами и такое безропотное подчинение очень задиристого и непокладистого хеттского царя, который, желая угодить владыке великой страны, прислал в жены свою прекрасную дочь с богатыми дарами, – такое событие требовало благодарности богам, оно требовало большой жертвы. И вот эта жертва принесена. Осуществлен замысел верховного жреца, воздвигнут храм, какого, должно быть, нет на всем белом свете. Мало того, что этот храм так безмерно красив и величав. Мало того, что он так необычен. Помимо всего, он несокрушим. Он будет стоять дольше, чем стоят пирамиды. Даже пыльные бури ему не страшны. И нашествие врагов ему нипочем. Впрочем, стоит ли думать о нашествии врагов правителю такой великой и могучей страны?

Жрец Исиды был удовлетворен тем, как великий фараон оценил его многолетний труд и труд его бесчисленных помощников – художников, скульпторов, каменотесов. О труде десятков тысяч рабов он не думал. Это было так естественно, что десятки тысяч рук изо дня в день осуществляли замысел мудрого жреца. Но радость, которую испытывал верховный жрец, была омрачена пустяком. Однако об этом пустяке надо было помнить. Желание царицы заполучить во дворец скульптора и камнереза Памеджаи требовало немедленного выполнения, а выполнить эту прихоть оказалось невозможным по той простой причине, что Памеджаи не оказалось нигде. Писец Ш – беса, который поручал Памеджаи сделать посвятительную надпись на брачной стеле Рамсеса, уверяет, что он видел Памеджаи у колодца тяжко больного, в сильном жару, страдающего от безмерной жажды. Пабеса уверяет, что он предложил Памеджаи вернуться в свою хижину с тем, чтобы лекарь из рабов попытался его исцелить, но Памеджаи говорил о том, что не уйдет от колодца, пока страшная жажда, мучающая его, не пройдет. И вот Пабеса оставил раба у колодца, и больше его никто никогда не видел. Если верить писцу Пабесе, то получается, что раб Памеджаи умер у колодца, а люди, которые пришли за водой, отдали ему последний долг. Не впервые рабам приходится хоронить раба без священных пелен и бальзамировщиков. Но кто сделал это и когда, невозможно узнать. За десять дней, которые прошли с тех пор, как Пабеса видел раба Памеджаи у колодца, умерло больше десятка рабов из тех, кто живет в поселке пещерного храма. Где и как узнать об этом?

Верховный жрец вдруг поймал себя на мысли о том, что слишком много думает о каком-то жалком рабе, хотя он и был искусным камнерезом. «Какое имеет значение, – подумал он. – Я тотчас же позову искусного мастера и велю ему назваться Памеджаи. Надо вспомнить, каким был по возрасту Памеджаи… Примерно лет за тридцать?… Вот такого и надо послать во дворец».