Роковая связь (ЛП)

Она махнула рукой и жестом пригласила следовать за ней в соседнюю комнату. Ее бесцеремонная манера и объяснение процесса, который уже столько раз срабатывал в прошлом, успокаивали. Наконец-то, после двух дней ощущения беспомощности, дело пошло на лад. Этот гигантский город сужался. Сотня звонков в час? Любой из них мог привести к Майлзу. Она положила руку на ручку двери.

— В следующей комнате группка братанов Минко.

Мико весело улыбнулся услышанному, что, видимо, было намеренным подколом.

— Дальше я сам проведу экскурсию, Герти. — Он шагнул в комнату и придержал для них дверь. Кайл подождал, не последует ли за ним Герти, но кто-то позвал ее по имени со стола у входа в комнату, и женщина ушла, прежде чем Кайл успел ее поблагодарить.

Следующая комната была забита мониторами и задротами. Если в конференц-зале было море продуктивных желтых рубашек, то в этой комнате собралась солянка из очков, футболок с картинками и крашеных волос. Большинство находящихся людей были молодыми — моложе Кайла и Кэрри — и все держали в руках чашки с кофе, а лица были обращены к экрану.

— Здесь находится штаб-квартира оперативной группы по делу Майлза. — Мико остановился перед пустым столом. — Когда часть города становится «горячей», это значит, что команда Герти получила достаточно достоверных сведений, чтобы подтвердить высокую вероятность появления, после чего эта команда подключает все камеры наблюдения в этом районе и работает над подтверждением факта появления и получением дополнительной информации, например, номерных знаков и распознавания лиц.

— Так они все полицейские? — поинтересовался Кайл, когда мимо прошел паренек в футболке с изображением Фэрры Фосетт и ожерелье из ракушек, прикованный к телефону.

— Хотите верьте, хотите — нет. Мы зовем их Башковитая малышня, хотя вон Джоэлу почти сорокет.

Кайл насчитал восемь офицеров у отдельных экранов: все сосредоточенно вглядывались, мыши двигались, увеличивая, уменьшая и меняя изображение.

— И все они следуют наводкам?

— За исключением пары человек, которые сфокусированы на записях из лифта и вестибюля отеля. Мы перепроверяем, не привели ли Майлза обратно, не следил ли кто за ними.

— А что насчет пределов отеля? Там камеры имеются?

Мико нахмурился.

— Когда я говорю, что они не могли остановиться в худшем отеле, то имею в виду именно это. На улице камер нет, а на боковых улочках — около четырех, там всюду бары и кофейни, которые открыты допоздна. Она могла зайти в любой из них. И в большинстве из них есть закоулки, так что при желании кто-то мог запросто посадить ее в машину и уехать оттуда.

— Отель расположен в опасном районе? — спросил Кайл.

— В безопасном, однако это Лос-Анджелес. Преступность усилилась, люди меркантильные. При виде одинокой женщины, у них появляется возможность, потому они ею пользуются.

— А мой сын?

— Возможно, она оставила его, и кто-то похитил его. Что-то вроде «подожди здесь, скоро вернусь», но в итоге не смогла.

Кайл устало оглядел помещение, к нему вернулось ощущение полной беспомощности.

— Ладно. А что насчет женщины на Фейсбуке?

Мико скорчился.

— Не верю этому. Не сомневаюсь в том, что она Вам сказала, однако Кэрри могла не захотеть ехать по различным личным причинам. Незнакомая женщина утверждает, что ничего не знает… — он пожал плечами. — И что толку-то?

— Она сказала: «Как и всем нам». — Кайл уставился на копа. — Кто эти «нам», о которых она говорит?

— Без понятия. Об этой загадке придется побеспокоиться позже, после того, как мы вернем Майлза в целости и сохранности. — Он положил руку на плечо Кайла и сжал. — Поверьте, Кайл. Мы делаем все, что в наших силах.

Кайл знал. Видел это. И все равно этого было недостаточно.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

МАМА

До смерти Энди была в каком-то смысле главарем группы. Может, поэтому ее убили первой.

Она осталась главарем и после смерти, однако совсем уже в другом ключе.

На следующее утро после смерти в ее профиле появилось сообщение с правилами для всех членов группы. Сначала я закатила глаза — правила для группы? Затем прокрутила страницу вниз. Надела очки. И перечитала.

Они были просты и написаны таким образом, что не оставляли места для иных толкований.