Роковая женщина

Моник подозрительно притихла. Место безрассудных выходок занял хитрый расчет, что еще больше настораживало. Меня неотвязно преследовало чувство, что мы двигались к страшной развязке. Наши западные нравы только слегка коснулись этого острова. Под тонкой лакировкой таилось вековая дикость. Эти люди поклонялись странным божествам, скала была в их представлении живым существом. Заговоры и проклятия считались обычным делом. Я не сомневалась, что Щука прокляла меня как врага, признав разлучницей Моник и ее мужа.

Не было ни одной души, которой я могла бы излить свои тайные опасения и тревоги: Шантель над моими страхами смеялась, категорически отказывалась принимать их всерьез. Вдобавок я подозревала, что в мыслях она была уже далеко отсюда, в Сиднее, где ее ждал Рекс. Даже обнаружение бриллиантов, столь важных для восстановления репутации Редверса, казалось, не трогало ее. Она вовсе не упоминала его имени, когда мы загадывали о будущем. Так глубоко в ней укоренилось недоверие к нему. На мой счет у нее были свои планы. Милая Шантель! Как близко к сердцу она принимала мою будущность. Распланировала наперед, как введет меня в общество, составит мне великолепную партию. Она не хотела, чтобы у меня было что-то общее с Редверсом. Эта мысль сквозила в каждом ее высказывании, и, хоть больно задевала меня, в душе я понимала, что она проистекала от ее беспокойства за меня. Шантель искренне считала меня вроде своей подопечной и с привычной для нее решительностью задумала взять на себя заботу обо мне.

Я не заглядывала в будущее. Ждала только одного: возвращения «Невозмутимой леди». Так тянулись бесконечные тягостные дни, пока в один прекрасный день после полудня, когда нестерпимая духота загоняла все живое по домам за плотно запахнутые ставни, я встала и, раскрыв окно, вдруг разглядела посреди бухты — сверкающий белизной корабль.

Подхватившись, я кинулась в комнату Эдварда.

— Эдвард, — крикнула я, не помня себя, — она вернулась! «Невозмутимая леди» в бухте!

23

События последующих дней были настолько драматичны, что теперь мне трудно в точности припомнить, в каком они следовали порядке.

Я едва сдерживала свое нетерпение. Хотелось сразу бежать на корабль, рассказать капитану о своих опасениях, о потерянном письме, но прежде всего о своей находке носовой фигуры и бриллиантов.

Но приходилось держать себя в узде.

В комнату вбежала с горящими глазами Шантель.

— Вечером жди сцены, — предупредила она. — «Мисси» заранее себя накручивает.

— Должна бы радоваться, что вернулся.

— Она ужасно возбуждена. Какой-то дьявольский блеск в глазах. Явно что-то задумала. Хотела бы я знать, что у нее на уме.

Я ждала у себя в комнате. Скоро он появится. Надела голубое шелковое платье, сделала высокую прическу. Это платье я надевала много раз, прическа тоже была обычной. И все же я изменилась. Мои глаза сияли, по щекам побежал легкий румянец. Заметят ли и другие происшедшую со мной перемену?

Когда снизу донесся его голос, я едва сдерживала волнение. Что за глупышка я все-таки была! Неужели права Шантель? Можно ли ему доверять? Одно было ясно: что бы она о нем ни говорила, мне было все равно. Как любила, так и буду любить всегда.

Я открыла дверь. Хотелось получше расслышать его голос.

Вдруг я разглядела жавшуюся в тени фигуру. Щука! Тоже прислушивалась. Она меня заметила. Сначала я почувствовала и лишь потом разглядела ее злой взгляд, устремленный на меня.

Вернувшись в комнату, я в очередной раз принялась строить планы: как приеду в Сидней, подыщу себе место… Вероятно, я останусь там. Или попробую найти спутников, возвращающихся в Англию. Но прежде надо было уехать отсюда.

Внизу ударила в гонг Перо. Время спускаться к обеду.

Обедали мы в том же составе, что и в день приезда: мадам, Моник, я, Шантель, Редверс, доктор и Дик Каллум.

Дик изменился: сделался мягче, избавился от язвительного тона, который я улавливала в нем раньше. Все мое внимание было приковано к Редверсу — кроме него я мало кого замечала. Время от времени я ловила на себе его взгляды, но не смела поднять глаз. Я не сомневалась, что Моник за нами следила. Все время гадала: не переведет ли она разговор на письмо — предъявить в такой драматический момент улику было как раз в ее духе.

Разговор был самый поверхностный. Он вращался вокруг только что закончившегося рейса и, разумеется, взбудоражившего всех огненного танца.

Когда мы переходили в «салон», я ухитрилась шепнуть Редверсу:

— Мне надо вас видеть по очень важному делу.

За кофе со мной заговаривал Дик Каллум, но я его почти не слышала. Мадам де Лауде похвалилась, что я обнаружила антиквариат в ее доме. Дик заинтересовался, и она предложила показать ему французский пристенный столик, который я признала особенно ценным. Я выскользнула с ними, но пошла в сад и притаилась под деревом. Вскоре показался Редверс.

Взяв в ладони обе мои руки, он пристально смотрел на меня, но, прежде чем он заговорил, я начала рассказывать о своей находке.