— Дело, разумеется, в ребенке. До тех пор пока у мистера Рекса Кредитона не появится наследник, мальчик очень для них важен. Более того, они хотят приучать его к делу с ранних лет. Здесь она исключительно из-за ребенка.
— Горькая доля для матери.
— Да, необычная ситуация. Вы, вероятно, слышали, что мальчик доводится внуком сэру Эдварду, хоть и не вполне законным. Но они хотят, чтобы компания была семейной: чем больше, тем лучше. Насколько я знаю, сэр Эдвард всегда страдал от того, что имел только двух сыновей. Он мечтал, что от них пойдет большая семья. Это единственное, что было ему неподвластно и постоянно нервировало. Мне представляется, леди Кредитон решила осуществить его мечту. Поэтому сюда и доставили юного Эдварда, чтобы вместе с азбукой учился судоходству.
— Мне кажется, миссис Стреттон скучает по дому. Кстати, откуда она родом?
— С какого-то острова в Тихом океане — недалеко от островов Дружбы. Называется Коралл. Ее отец, кажется, был француз, а мать наполовину полинезийка. Она здесь как рыба без воды.
— Вчерашний приступ случился после нервной вспышки.
— Этого и следует ожидать. Попытайтесь сдерживать ее.
Я грустно улыбнулась.
— Она мне напоминает вулкан, готовый извергнуться в любую минуту. Трудно представить темперамент, более неподходящий для ее болезни.
— И все же, сестра, вы должны делать все возможное, чтобы она была счастлива.
— Возможно, это было бы по силам ее супругу, окажись он дома. Подозреваю, причина того, что она несчастлива, его отсутствие.
— Ничего не поделаешь: она выходила замуж за моряка, поэтому должна с этим мириться. Следите за ее диетой. Не давайте есть тяжелую пищу. Часто и понемногу — вот ваше правило.
— Хорошо, доктор.
— На завтрак стакан молока или какао с хлебом и маслом. В одиннадцать еще молоко… возможно, с яйцом. Можно прямо смешать одно с другим. На обед можно немного вина, только совсем немного, а перед сном стакан молока с чайной ложечкой коньяка.
— Указания по диете у меня имеются, доктор.
— Хорошо. Ей бы полегчало, если бы она была довольна жизнью. Эти мучительные приступы — следствие внутреннего напряжения. А пока что пускай поспит, сами увидите, как успокоится, когда встанет.
Только после ухода доктора, я осознала, как была встревожена. Я в самом деле решила, что она умирает. Не стану притворяться, будто слишком ее полюбила: есть в ней что-то неприятное. Но я подумала, что если она умрет, то мне нечего будет делать в Замке. Эта мысль очень меня расстроила, хотя, разумеется, в этом и состоит суть моей работы. Сегодня я здесь, а завтра, как выразилась бы Эдит, «что-то случается», и мои услуги больше не требуются. Не успеваешь пустить корней. Особенно ясно я поняла это с тех пор, как приехала в Лэнгмут: в первый раз, когда пришлось расстаться с Анной, и теперь, когда оказалась перед перспективой отъезда из Замка. Я все больше к нему привязываюсь. Полюбила его толстые стены — даже то, что они ненастоящие, как ни странно, только притягивает меня. По-моему, мне бы понравился сэр Эдвард. Жаль, что он умер до моего приезда. Уже несколько раз я виделась с его сыном Рексом. Кажется, мы встречаемся чаще, чем можно объяснить одной случайностью. Он меня ужасно интригует. Хочется побольше разузнать о детстве, когда его нянчила Валерия Стреттон, как он относится к сводному брату Редверсу. Скорее бы приехал домой капитан. Уверена, бедная моя пациентка была бы счастлива, да и мне интересно понаблюдать, как все они ладят друг с другом.
Я сидела у постели, когда услышала ее бормотание:
— Ред… Ред… Почему ты меня не любишь?
Не правда ли, красноречиво? Надо думать, он постоянно у нее на уме.
Вдруг она встрепенулась:
— Это вы, сестра?
— Да, — тихо ответила я. — Постарайтесь успокоиться. Этого добивается от нас доктор.
Моник послушно закрыла глаза. Она в самом деле хороша — похожа на куклу с густыми смоляными волосами и такими же черными длинными ресницами; на фоне белой ночной рубашки кожа кажется медово-желтой; только вот лоб, пожалуй, низковат. «Она из тех, которые быстро старятся, — мелькнуло у меня в голове. — Сейчас ей не больше двадцати пяти».
Она продолжала бормотать — я придвинулась поближе, чтобы разобрать.
— Не хочет возвращаться, — шептала она. — Жалеет, что так получилось. Хочет свободы…