Роковая женщина

Взявшись за руки, Алена с Тимой вместе гуляли по ночному городу. Яркий свет огромных витрин, рекламных вывесок и щитов, восхищал детей. Алена упивалась роскошным видом столицы. Она впервые видела такие огромные высокие дома, множество дорогих красивых машин, вечно освещенные улицы города. Припадая к витражам модных магазинов, девочка разглядывала манекены с удивительно причудливыми вещами. Она, как бабочка порхала, перелетая от одной витрины к другой. Тима только смеялся, называя ее маленькой девочкой, глупой мечтательницей.

Он видел радость и восторг, в глазах Алены. С грустью оглядываясь на магазины, он презирал всю эту роскошь. Его лицо сияло улыбкой, а в глазах застыла горечь и мучения. Тима терзался из-за того, что не может дать Алене то, что висело за стеклом магазинов. Он не может подарить ей лучшую жизнь, ибо сам еще ребенок, брошенный на произвол маленький волчонок. В такие моменты, он ненавидел весь мир этих ярких витрин и роскоши, которую могут себе позволить люди из дорогих машин. Ему было жаль не себя, а ее. Его маленькой принцессы.

* * *

Одной дождливой ночи, мне сказали, что Тиму убили на «стрелке» бандиты. В тот момент мне показалось, что весь мой мир рухнул. Что-то обломалось внутри меня, то, что делало меня человеком и не позволяло переступить за черту тонкой грани отделяющую человека от зверя.

Я проклинала весь мир, ненавидела всех и желала смерти тем, кто отобрал у меня единственную надежду и опору. В тот день, я поклялась, что буду жить лишь для одного, чтобы отомстить убийцам Тима. Я горела страстью мести. Я возненавидела даже тех, кто был рядом со мной. Моя агрессия и боль нашла выход в силе. Словно одержимая, я набрасывалась на всю стаю, избивала кулаками, ногами и чем придется всех, кто нарывался. Я устанавливала свои правила и указывала, кому и что делать. Меня ненавидели, избивали до крови, но я поднималась и давала отпор обидчику. На меня нападали всей стаей, а я вновь и вновь поднималась на ноги и побеждала в бою за равенство. Я научилась бороться и выживать. Своей силой, я выбила звание вожака стаи.

Тима защищал меня от всего, и я ему это позволяла. Однако теперь мне пришлось самой выбивать свое место под солнцем. Я не могла позволить, чтобы повторилась история детдома. С того дня я дала себе клятву, что никто и никогда не назовет меня слабачкой, никто не сможет одолеть меня. И если мне придется, я буду грызть землю зубами, пробивать кулаками свое место под солнцем, если потребуется — убью, но я выживу!

Слова Тима глубоко засели в моей памяти:

— «Как бы ни было тяжело, но нужно подниматься и идти вперед».

Я поклялась, что найду убийцу Тима и стану настолько сильной, что смогу отомстить…

* * *

В просторной светлой гостиной, сидело два человека, женщина средних лет и светловолосый молодой мужчина. За чашкой чая они, вели беседу.

— Самое важное для уличных детей — проявление к ним безусловной любви, в которой они так нуждаются. В спокойной радушной обстановке, ребята успокаиваются и сами стараются относиться к нам уважительно, открывают свои проблемы, начинают доверять. Если и возникают конфликты, то это чаще бывает с теми, кто пришел в нетрезвом виде или «дышал» клеем. Сколько требуется мудрости и такта, чтобы не вызвать с их стороны вспышки гнева и непредсказуемой агрессии и в тоже время, оставаться строгим и непреклонным по отношению к данному греху, — огорченно рассказывала женщина своему собеседнику.

Иностранец внимательно слушал, не перебивая женщину, понимающе кивая головой. Его лицо сохраняло спокойствие, даже некую отчужденность.

— Мы благодарим Бога за те маленькие радости, которые имеем в своем труде. Разве не удивительно, что эти сорванцы сидят за партами и читают Библию, задают вопросы по теме, поют христианские гимны, помогают в уборке территории молитвенного дома? В нашем дневном приюте, мы продолжаем помогать беспризорникам, чем можем, по нашим силам и средствам: кормим их, одеваем, лечим раны, обсуждаем и читаем слово Божье.

Те, кто работает с заключенными и бомжами в ночлежках, испытывают примерно те же переживания, что и мы в своем дневном приюте. Перед нами словно «черная дыра»: посев делается, а жатвы нет — одно потребительство, использование доброты и терпения верующих людей. С детьми видеть это особенно горько и больно. Возникает один и тот же вопрос: — «сколько можно прощать?» Я все время прошу у Господа терпения, искренней расположенности, жалости. Понимаешь, что другого выхода нет, что может добро делать твоя рука. Жатва — не наше дело.

— Елена, я уверен, что вам это зачтется там, наверху.

Юноша демонстративно поднял глаза к верху. На его устах засияла озорная улыбка.

— Проблема в вашем государстве, которому плевать на своих сирот и отбросков.

Грубые слова юноши, вызвали гримасу гнева и боли на лице женщины. Она тяжело вздохнула и понимающе кивнула.