Роковая женщина

Ирен так и не повернулась, и мистер Холмс подошел к надгробию, чтобы прочитать последние слова, сказанные о мадам Рестелл.

– И убийца, и жертва так и не предстали перед судом, – заметил он. – Возможно, преступления, в которых их обвиняли, разбираются не в земном, а в высшем суде, мадам.

Наконец примадонна посмотрела на него.

Сыщик протянул ей сложенную бумагу.

– Здесь есть еще одна могила, которую, по моему мнению, вам стоит посетить. Как и в данном случае надпись, высеченная на мраморе надгробия, мало что говорит об истинной истории той, что лежит под ним.

Губы у Ирен приоткрылись от удивления.

– Мы объездили пол-Европы, мадам, играя в соперников, – произнес гений дедукции. – Теперь мы с вами находимся в Новом Свете. Мой друг Уотсон полагает, что я ничего не знаю об этом дивном новом мире. Вокруг нас простирается неосвоенный континент. Однако взгляните на карту кладбища. Прочтите, что написано карандашом возле одного из памятников.

– Миссис Элиза Гилберт. Это имя ни о чем мне не говорит.

– Думаю, для нее оно тоже ничего не значило. Но быть может, им стоит заняться.

– Миссис Элиза Гилберт мертва, а я нет. Очевидно, вы знаете, кто она, но не хотите сказать.

– Вы часто сетовали на то, что я сую нос в ваши личные дела, так что на сей раз действуйте сами. В том случае, если решитесь.

– И вы мне не поможете?

– Я тебе помогу. – Меня саму удивила собственная реплика.

Ирен повернулась ко мне с ослепительной улыбкой, затем снова взглянула на мистера Холмса:

– По-видимому, у меня есть свой Уотсон.

Сыщик пожал плечами:

– Держу пари на своего Уотсона против вашего.

– Это не состязание.

– Вся жизнь – состязание. – Он снова пожал плечами. – У меня есть в Нью-Йорке другие дела, включая занятную загадку шахматной доски Астора. Но наши пути еще могут снова пересечься.

– Не могу решить, рассматривать ли это как угрозу, или как обещание.

– Как возможность.

Шерлок Холмс поклонился нам и, надев цилиндр, зашагал прочь по неровной почве к дорожке.

– Почему он думает, что мы задержимся здесь – на кладбище и в этой стране? – спросила я.

– Всегда хочется помедлить в присутствии смерти. – Ирен оторвалась от созерцания надгробия мадам Рестелл и сосредоточилась на карте. – Тот памятник – через дорогу. Он на участке, в центре которого пруд, выложенный белым мрамором, – вот здесь.

– Ты же не собираешься следовать совету этого господина?

– Конечно нет, Нелл. Но я принимаю его вызов. Пошли! Нас не напугает еще одно таинственное надгробие. Мертвые спят, и вряд ли кто-нибудь из них пробудится.

Я последовала за подругой, ворча, когда ботинки увязали в густой траве.

Как и всегда, если говорят, что идти недалеко, нам пришлось одолеть порядочное расстояние. Наконец мы добрались до надгробного камня, о котором говорил мистер Холмс.

– Неплохой памятник, – заметила Ирен, когда я поравнялась с ней. – Не слишком роскошный, но и не безвкусный. О чем он нам говорит?

Прямоугольник высотой в два-три фута, увенчанный аркой, покоился на двойном пьедестале со ступенями. Имя покойной было высечено заглавными буквами: «ЭЛИЗА ГИЛЬБЕРТ». Такое незамысловатое, заурядное имя. Над декоративным бордюром памятника было высечено слово «МИССИС» – тоже заглавными буквами, но помельче.

– Это неправильно, – сказала я. – Если она действительно была «миссис», то ее следовало называть по имени мужа: скажем, «миссис Уильям Гилберт». А ее собственное имя, Элиза, должно быть в скобках.

– Ты хочешь сказать, Нелл, что это памятник разведенной женщине?

– Вполне возможно. В наши дни такое бывает. Вспомни о матери Пинк.

Примадонна кивнула и заметила:

– Как мало можно узнать из этой подписи: «УМЕРЛА 17 ЯНВАРЯ 1861 В ВОЗРАСТЕ 42 ЛЕТ».

– Не такой уж юный возраст, чтобы скончаться в такой стране, как эта, – откликнулась я. – К тому же это было в начале кровопролитной гражданской войны.

Ирен наклонилась, чтобы смахнуть веточку со второй ступени пьедестала:

– Надгробная надпись – такой сжатый и скудный итог жизни. Просто удивительно!

– Но ведь кто-то достойно ее похоронил. Чего же еще желать?

– Хотелось бы гораздо больше информации о миссис Элизе Гилберт. Шерлоку Холмсу кое-что уже известно.

– Почему же в таком случае он не поделился с нами?

– Потому что я разозлилась из-за того, что он сует нос в мои личные дела. Вот он и бросил мне вызов.

– Ты сама обязана разыскать информацию об этой миссис Элизе Гилберт? Думаю, тебя должно еще больше злить, что этот господин толкает тебя на загадочный путь без всякой подсказки. Ты же не думаешь всерьез, что Элиза Гилберт – твоя мать?

– Во всяком случае, теперь я знаю, что мадам Рестелл ею не является, и это большое облегчение. Независимо от того, были ее мотивы благородными или нет, мне не улыбается быть непризнанной дочерью «самой безнравственной женщины Нью-Йорка».

– А если Элиза «самая безнравственная женщина Бруклина» или и того хуже?

– Значит, она опять-таки может оказаться лучше, чем полагают сплетники. Кстати, нам предстоит недельная качка на волнах Атлантики, Нелл, если мы надумаем отбыть прямо сейчас…