— Она думает, что я иностранец, — прошептал Саймон на ухо Алексе.
— Не знаю, почему. Я просто сказала, что ты занят в художественном бизнесе.
— Возможно, она считает, что все дилеры от искусства — иностранцы, — сказал Саймон, но прежде, чем он успел развить тему, миссис Баннермэн, разыгрывая безупречную хозяйку, снова подозвала его к себе, дабы подвергнуть его допросу с пристрастием по поводу ценности картин Баннермэнов. Она говорила так медленно и четко и делала так много пауз, на случай, если понадобится повторение, что казалось, будто она разговаривает с ребенком.
Была ли миссис Баннермэн эксцентрична, или она просто развлекалась за счет Саймона? — спросила себя Алекса. Трудно было определить. Саймон был перед ней в таком страхе, что постепенно покорно начал, ради ее удовольствия, изображать европейца, так, словно он мог каждую минуту поклониться и поцеловать ей руку, или попросить на завтрак холодную ветчину и сыр.
— Я должен с вами поговорить, — сказал Букер.
Алекса повернулась и оказалась с ним лицом к лицу, впервые после ее прибытия.
— Не представляю, чтоб вы могли сказать то, что я хотела бы услышать. Если это очередное извинение, я в нем не нуждаюсь.
— Что ж, я обязан перед вами извиниться, но говорить хотел не об этом.
— К черту ваши извинения, Букер! Вы шныряли по всему Ла Гранжу, шпионя за мной, вы вломились в дом моей матери, а после того, как явились ко мне выказать свое
— Я могу понять ваши чувства.
— Сомневаюсь. Мне теперь ясно, почему Сесилия сбежала в Африку, чтобы не выходить за вас. Я бы на ее месте сбежала на Северный полюс.
— Пожалуйста, выслушайте меня. Я
Она уставилась на него.
— Что значит «должна уехать»? О чем вы говорите?
— Просто поверьте мне на слово. Роберт не собирается заключать с вами сделку. Я нутром это чувствую.
— Мистер Стерн говорит мне иное. И главное,
— Я понимаю, вам не нравится то, что я сделал. Мне самому это не нравится. Но кто бы сам захотел этим заниматься? Вы задавались этим вопросом?
— Да. Роберт уже принес свои извинения. И также подчеркнул, что вы намного превысили свои полномочия. Он был потрясен тем, что вы приходили к моей матери.
— Потрясен? Вовсе он не был потрясен. Послушайте: возвращайтесь в Нью-Йорк. Пусть здесь останется Стерн. Уезжайте после обеда. Саймон сможет вас отвезти. Или я вас отвезу.
— Не имею ни малейшего намерения уезжать. Думаю, вы просто затеваете интригу, потому что Сесилия вас попросила, а может, потому что вы прирожденный интриган. Или вы рассчитываете получить с этого какую-то личную выгоду.
— Алекса, вы совершаете ошибку.
— Я не помешаю? Какую ошибку? — Роберт возник вблизи как сверкающий крейсер, входящий в порт, минуя меньшие, маломощные суда.
— Мы говорили о талантах мистера Букера как частного детектива, — сказала Алекса.
Роберт рассмеялся, хотя бросил на Букера взгляд, от которою у несчастного запотели очки.
— Что было, то сплыло. Первое правило политика: забудь о том, что случилось вчера. Букер сказал вам, что мы со Стерном приятно поболтали?
— Нет, не сказал.
— А должен бы. К нам присоединился де Витт, и мы достигли некоторого реального прогресса. Не могу сказать, чтоб от де Витта было много пользы, но когда она от него была? Букер, будь хорошим мальчиком, оставь нас на минутку? Будь любезен.
Букер неохотно починился.
— Не забывайте, что я вам сказал, — произнес он, как ей показалось, с отчаянной настойчивостью.
— Сказать по правде, я подошел к вам именно из-за Букера, — заметил Роберт. — Он намного превысил свои полномочия при поездке в Ла Гранж, а теперь ведет себя на очень опасный лад. Если бы не моя сестра, я бы давно от него избавился. Конечно, она не выйдет за этого несчастного, но также не хочет его отпустить. И мне пришло в голову спросить, не было ли между вами чего-либо личного?
— Личного? Конечно, нет. Я познакомилась с ним только две недели назад, на похоронах вашего отца. А почему вы спрашиваете?
— О, я думаю не о
— Она думает, что он иностранец.