— Это очень странно. Я, как вам должно быть известно, вел развод Ванессы Баннермэн, и на меня произвело большое впечатление то, как Баннермэны защищают свое состояние от посторонних. — Он задумчиво закрыл глаза. — Между прочим, с учетом этого обстоятельства вы должны хорошо поразмыслить, к тому ли человеку вы обратились. Роберту это вовсе не понравится, так же, как и де Витту. Старик, извините, ваш покойный муж — не держал против меня зла. Полагаю, он был слишком разгневан на Роберта, чтоб его беспокоило, кто представляет Ванессу. Но Роберт продолжает относиться ко мне как к врагу.
Она не хотела бы иметь Роберта врагом — это было главное, о чем предупреждал ее Артур. Но инстинктивно она доверяла Стерну, особенно потому, что он был с ней честен.
— Вы думаете, это будет иметь значение?
Он пожал плечами.
— Может, и нет. То, что я буду работать на знакомой территории, сэкономит время и деньги. А если Роберт решит пойти на крайние меры, то вообще не важно, кто ваш адвокат. Я думаю, однако, что поначалу он будет вести себя очень осторожно. Если он хочет стать губернатором, последнее, что ему нужно — еще один скандал. Странно. Он единственный член семьи, в котором горит какой-то огонь, но все, что он с этим огнем делает — обжигает себе пальцы. Но я заговорил как завзятый демократ. Что ж, давайте продолжим. Он оставил вам какие-либо бумаги? Документы, письма и тому подобное?
— Не совсем.
— Уточните.
— За день до того, как мы поженились, Артур ушел на ленч и отсутствовал довольно долго. Когда он вернулся, то выглядел усталым… очень усталым. Он сказал, что ему нужно о многом со мной поговорить, по практическим вопросам, но сейчас у него нет настроения. Еще он сказал, что абонировал депозитный сейф на мое имя и собирается туда кое-что положить, просто на случай.
— На случай чего?
— Я не хотела говорить об этом. Я знала, что он имеет в виду. И не желала тратить вечер накануне своей свадьбы на разговоры о том, что случится, если он умрет. Думаю, что и он тоже, поскольку он был явно рад оставить эту тему. «Оставим это на завтра или на послезавтра, — сказал он. — Время терпит».
Стерн вздохнул.
— Как часто люди это повторяют. Вот один из источников дохода юристов. Он что-нибудь предпринял на случай, если время не потерпит?
— Да. Он дал мне ключ от сейфа. Я не хотела брать, но он настоял.
— И вы открыли сейф?
— По пути к вам. Там лежал большой конверт с моим именем. Я подумала, что, может быть, правильно будет вскрыть его в присутствии юриста. Не знаю, почему.
— Вы — очень умная молодая женщина, — с восхищением сказал Стерн, принимая от нее конверт. — Артур Баннермэн был счастливцем. — Он впервые улыбнулся ей как учитель, выставляющий пятерку с плюсом.
И почему, спросила она себя, ей так приятно одобрение пожилых мужчин? Или, если быть полностью правдивой,
Вид знакомого размашистого почерка на конверте расстроил ее почти так же сильно, как его возможное содержимое. В случае с отцом это оказалось письмо, написанное в ее семнадцатый день рождения и оставленное ей на случай его смерти. Она порвала письмо не читая и сожгла обрывки. И никогда не жалела об этом. У нее было предчувствие — что бы Артур не намеревался сообщить после смерти, это, наверняка, то, что он не имел духу рассказать ей при жизни.
Стерн нажал кнопку селектора и произнес:
— Мисс Барбара, пожалуйста, не соединяйте меня ни с кем, пока я с мисс Уолден. — Затем он взял из ящика маленький диктофон и включил его. — Предосторожности не помешают, — пояснил он и заговорил прямо как Квинси в сериале, производя аутопсию, подумала она.
Ей вспомнилось, что Артур обожал сериалы — один из странных парадоксов в человеке, который, несмотря на свои аристократические манеры, сделавшие его изгоем, обитавшем в некоем обособленном мире, доступном лишь третьему поколению сверхбогачей, в своих вкусах, наедине с собой, был типичным средним американцем. Он любил смотреть телевизор, особенно такие фильмы как «Квинси», «Коджак» (самый любимый его сериал), «Хилл-стрит блюз», шоу Джонни Карсона, и был совершенно доволен, сидя перед телевизором с тарелкой сэндвичей и стаканом скотча.