Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

В конце августа художник-импрессионист Макс Либерманн, немецкий еврей, попытался отразить на бумаге новые настроения в Германии. Его литография, опубликованная недавно созданным художественным изданием «Kriegszeit», изображает обращение кайзера к толпе, собравшейся перед дворцом в Берлине, о «гражданском мире». Начало войны превратило эту темную массу народа, где едва различимы отдельные лица, в сплоченную группу. Внизу страницы Либерманн повторяет слова кайзера: «Теперь я не знаю ни партий, ни конфессий. Все мы сегодня братья-немцы». Разумеется, литография Либерманна могла изобразить лишь один аспект начала войны. Там, конечно, не было упоминания о разногласиях, тревогах и страхах, разделивших как немецких евреев, так и немцев. Но в то время начало военных действий казалось воплощением обещания нового и лучшего будущего, и не время было задерживаться на прошлых раздорах.

Патриотическое единство

Последними крупными конфликтами в Центральной Европе были войны за объединение Германии, которые в 1871 году повлекли за собой создание Германской империи под сильной рукой Бисмарка. Теобальд фон Бетман-Гольвег, последний канцлер, пытавшийся стать преемником Бисмарка, не обладал аурой своего предшественника, хотя у него и было собственное загадочное обаяние⁵⁰. В довоенные годы Бетман-Гольвег сумел пробиться через политические разногласия Германии, проводя «политику диагонали»; он делал заманчивые предложения и левым, и правым, чтобы получить их поддержку. С началом военных действий Бетман-Гольвегу внезапно пришлось обратиться ко всему своему многолетнему политическому опыту, чтобы объяснить, почему Германия вдруг оказалась в состоянии войны. Ответ, который предложил Бетман-Гольвег, предполагал обвинение во всем русских. Выступая на внеочередном заседании Рейхстага, Бетман-Гольвег объяснил, что желанием Германии было «продолжать жить мирным трудом». Но, несмотря на все ее усилия по сохранению мира, «Россия бросила в дом горящую головню». Под наполнившие зал овации Бетман-Гольвег просто заявил: «Нас втянули в вынужденную войну с Россией и Францией»⁵¹.

Если объявление «гражданского мира» касалось отрицательной интеграции, то Бетман-Гольвег, сосредоточившись на национальной обороне, предложил евреям и остальным немцам более внятные доводы для поддержания конфликта. Риторика «обороны» подразумевала идею, что Европу вовлекла в войну иностранная держава. Может быть, Германия и присоединилась к войне, но, по словам Бетман-Гольвега, немцы были невинными участниками конфликта, который создали не они. Напротив, ответственность за такой поворот событий лежала исключительно на России. Решение царского режима о мобилизации – частичной 29 июля и затем полной 31 июля – значительно прибавило веса такой интерпретации событий. Скорее всего, это были все доказательства, в которых нуждался Людвиг Хаас. В своей статье в леволиберальном «Berliner Tageblatt» еврей-парламентарий без тени сомнения объяснял читателям, что «Россия в ответе за величайшее преступление в мировой истории»⁵².

Как и Хаас, Альберт Баллин, только что вернувшийся со своей миротворческой миссии в Лондоне, примкнул к мнению, что понуждение к войне не было виной Германии. Судовой магнат присоединился к комитету политиков, промышленников и банкиров, сделавших своей целью убедить остальной мир, в особенности США, в полной невиновности Германии. Из их дебатов возник довольно унылый маленький памфлет, предоставлявший детальное изложение истоков мировой войны. В обзоре Баллина постоянно возникала одна тема – Германия никогда не хотела войны. «Немецкое правительство никогда не осмелилось бы задуматься о войне ради династических интересов или славы», – доверительно сообщал памфлет. «Это шло бы вразрез со всем складом нашего характера». Раз Германия не стремилась к войне, единственное объяснение конфликта – стране «угрожали войной». А значит, это была борьба ради защиты родины⁵³.

Подавляющее большинство немецких евреев воспринимало начало военных действий через ту же патриотическую призму, что и Хаас и Баллин. Многие родились и выросли в Германии, а потому без сомнений поддерживали свою страну в трудный час. «Мы, немецкие евреи, неразрывно связаны… сердцем и душой, жизнью и здоровьем, кровью и владениями с нашей немецкой родиной», – объясняло ежемесячное издание «Liberales Judentum»⁵⁴. Именно это чувство долга заставило столь многих немецких евреев всеми силами броситься на помощь фронту. Для большинства из них даже не стоял вопрос, будут ли они поддерживать Германию – это была данность. «Мы действуем так, как требуют наш долг и совесть», – объяснял Ойген Фукс, юрист и один из основателей CV⁵⁵.