Ирен вновь прервала свое чтение.
Я не знаю; как это лучше объяснить... Конечно, на бумаге не остается следов волнения, однако она сохранила два отпечатка пальцев, принадлежащих человеку, который судорожно стискивал это письмо, и угольная пыль бережно перенесла на листок тот рисунок, что виден на каждом из этих органов осязания, как называют наши пальцы ученые-физиологи. Отпечатки эти чернели как раз возле строки, в которой упоминалось имя полковника Боццо-Короны.
Одно темное пятно было в начале строки, другое – в конце, будто ее взяли в кавычки.
И сразу становилось ясно, что именно эта строка больше всего взволновала адресата.
И еще было понятно, что именно ради этого сообщения автор письма и взялся за перо.
О смерти полковника упоминалось вроде бы случайно. Так, вскользь... Женские уста вывели непреложное правило: смысл письма всегда ищи в постскриптуме.
Однако непреложным это правило было тогда, когда вообще существовали правила, иными словами – до потопа.
Теперь постскриптумы отменены.
Суть письма можно изложить где угодно, но я все-таки рекомендую вам высказывать главную мысль во вводном предложении.
Вводное предложение сродни маленькому столику: на нем мы размещаем статуэтку, которая в любом другом месте помешала бы.
Если же вводное предложение ни на что вам не намек, нет, изучите пунктуацию, ощупайте воск печати, препарируйте подпись. Мне случалось уловить суть послания в почтовом штемпеле на конверте.
Прочитав трогательные слова о могиле полковника, Ирен больше не спрашивала, кого имел в виду ее отец, твердя: «Он умер».
Но от этого открытия смятение девушки только возросло. Она еще находилась под впечатлением разговора с графиней Маргаритой, а та, кажется, считала святым человека, которого отец называл демоном, дьяволом и Сатаной.
Ирен очень захотелось о многом расспросить отца, но Винсент с сосредоточенным видом рылся в своей холщовой сумке, где лежали вперемешку белье, одежда, хлеб и железные инструменты.
Тогда Ирен вернулась к письму. Оно заканчивалось так: