Роковое наследство

Плечи Бруну распрямились, будто с них свалился тяжелый груз. Все опять встало на свои места. Осталась только злость на разгильдяя-сына, но и это тоже было поправимым: он скрутит Маркуса в бараний рог и заставит его помирится с Лилианой, хотя бы во имя того прочного согласия, которое за долгие годы установилось между их отцами.

— С нашей дружбой ничего не сделается, — с облегчением ответил Бруну. — Но, ясное дело, и твоя Лилиана не без греха, не один мой Маркус. Мне кажется, венчаны — не венчаны, пусть живут вместе. Как ты на это посмотришь?

Сенатор молчал, пребывая в тяжком раздумье. Было видно, что ответить ему нелегко.

— Ну а сама-то Лилиана что? — поторопил его Бруну.

— Влюблена как кошка, — с тяжелым вздохом отозвался сенатор. — На что ни пойдешь, лишь бы счастливы были эти чертовы дети! Как-никак она у меня одна, дружище!

— Ну жди! Скоро приедем за твоей красоткой. А внука нянчить будешь потом здесь, у меня!

И оба облегченно рассмеялись. С сердца Кашиаса спал не менее тяжкий груз, чем с плеч Бруну: его дипломатическая миссия удалась даже лучше, чем он ожидал.

«Дал всему семейству Медзенга вытереть о себя ноги, но своего добился», — не без самодовольной и вместе с тем невеселой усмешки думал он обратной дорогой. А дочери сказал:

— Как только Бруну обломает твоего дурачка Маркуса, будете жить вместе!

— Ой, папа! Расскажи, как все было, — радостно затеребила его дочь.

Однако Роза не разделяла воодушевления дочери. Очень нужен им этот проходимец Медзенга! Да его и на порог нельзя пускать, не то что в мужья брать. В ответ на возмущенные слова матери Лилиана расплакалась. А Роза, в сердцах хлопнув дверью, вылетела из комнаты.

Кашиас терпеливо пережидал, пока поднятая женщинами буря утихнет. Он знал, что прав: раз дочь беременна, пусть живет с мужем. Бруну прав: венчаны они, не венчаны, кому какое дело?!

Если в доме сенатора бушевала буря со слезами и криками, то в доме Бруну нависло затишье перед грозой, и гроза обещала быть страшной.

— Если не одумаешься, пущу по миру, — угрожающе сказал Бруну сыну. — Сенатор согласился отпустить к нам Лилиану.

— Вот уж не думал, что он может на такое согласится, — недовольно покрутил головой Маркус. — На что она мне сдалась, его Лилиана?

— На что-то тебе сдалась, если ты спал с ней, — так же грязно продолжал Бруну. — А раз сдалась, то и ты у меня сдашься и поклянешься бросить все свои глупости и жить с нею как с законной женой. Сегодня же съездим к ним и привезем ее сюда. Иначе… Ты уже слышал, что я сделаю. Повторять не буду.

Маркус молчал, понимая, что и согласия от него отец требует только для проформы, он уже сам все решил и поступит так, как решил.

За Лилианой они поехали во второй половине дня. За всю дорогу Маркус так и не проронил ни слова. Но когда в присутствии отца и будущего тестя Лилиана спросила его: «Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?» — он уже не мог отделаться молчанием и выдавил из себя:

— Хочу…

И заслужил одобрительный кивок отца. Но тут к нему подступила пылающая негодованием Роза.

— А какие ты можешь дать гарантии моей дочке? — начала она возмущенно, но Бруну перебил ее, ответив очень твердо:

— Гарантии даю я. Они будут жить вместе. Их сожительство мы зарегистрируем у нотариуса.

Маркус не был готов к такому повороту. Гражданский брак с Лилианой?! Еще чего не хватало!

Но Роза поспешила задать Бруну следующий вопрос:

— А где будет жить моя дочь?

И Маркус знал, что будет жить с Лилианой в отцовском доме, пока Бруну не найдет для них подходящей квартиры.

Лилиана между тем уже собрала вещи. Сенатор за время визита не проронил ни слова и только нежно поцеловал дочь на прощание.

Лия расцеловала Лилиану и весело сказала брату:

— Как я рада, Маркус, что у тебя это получилось.

— Это у нее получилось, — огрызнулся Маркус.

А Роза в это время говорила с надрывом мужу:

— Вот увидишь, увидишь! Она еще к нам вернется, и вернется с горькими слезами.

Возможно, Роза была недалека от истины, потому что Лилиане, предвкушавшей счастливую ночь с любимым, пришлось спать одной: Маркус, демонстративно сославшись на нездоровье, улегся в гостиной. Бруну, найдя его там ранним утром, пришел в ярость.

Маркус появился в спальне под конвоем отца и так же демонстративно, как уходил, улегся в постель рядом с Лилианой. Бруну, бросив на сына хмурый взгляд, вышел из спальни.

Лилиана приникла к любимому. Истосковавшаяся, жаждущая, она верила, что ее огонь зажжет и его. Ей казалось, что помехой ей было только расстояние, а вблизи нее Маркус не сможет устоять и откликнется. Она не чувствовала даже унизительности своего положения. Призрачное, как болотный огонек, счастье манило ее, затягивая в трясину.

— Не смей прикасаться ко мне! — рявкнул Маркус с яростью, что свидетельствовало о наличии у него характера ничуть не меньше, чем у Бруну, и придет час, когда он потягается и с отцом.

Когда Лилиана утром вышла из спальни, то лишь наметанный женский глаз заметил бы, сто она долго и безутешно плакала.

Услышав, как Бруну говорит Луане, что через час они уезжают в имение Арагвайя, Лилиана попросила:

— А можно мне с вами?