Роковое наследство

Лавка шорника находилась в переулке с романтическим названием «Пороховая башня», хотя нигде в округе не было никаких признаков какой-либо башни. В витрине магазина были выставлены бумажники, дамские сумки, кошельки и портфели. На прилавке стоял кассовый аппарат с фантастической суммой — пять тысяч фунтов и девять шиллингов — в окошечке. Но это вовсе не означало, что так велик товарооборот у Слима Джойса, Боже упаси. Наоборот, это свидетельствовало о том, что касса испорчена и что Джойс просто пожалел денег на ремонт или их у него не было.

Хозяин был пожилой человек, высокий и неестественно прямой. Редкие волосенки, зачесанные за уши и прикрывавшие затылок, доставали почти до плеч, усиливая сходство с библейским пророком. Дьюита он приветствовал словами: «Храни тебя всемогущий Господь!», что прозвучало угрожающе. Если бы кто-то посмел не согласиться, чтобы его хранили, то для такого богохульника у Джойса за прилавком была припрятана охапка молний, чтобы обрушить их на голову грешника. Крючковатый нос, грозный взгляд и острый агрессивный подбородок доказывали, что Джойс не терпит легкомыслия в вопросах веры.

— Господи благослови, — скромно ответил Дьюит, чтобы проложить первую стежку к странному шорнику. Он пожелал выбрать себе бумажник, на что хозяин живо отреагировал, сразу же потерял пророческий вид и стал по-деловому расспрашивать о предполагаемой цене и других особенностях вожделенного предмета. Дьюит выбрал себе один, заплатил, не торгуясь, и между прочим поинтересовался, не является ли Джойс родственником Энн Скрогг.

Продавец печально кивнул и спросил в свою очередь, не тот ли Дьюит господин, который первым обнаружил погибшую девушку. Вопрос был чисто риторический. Джойс, как и все в городке, давно уже все узнал и был информирован о личности Дьюита не менее подробно, чем о событиях в гостинице.

— Я всегда говорил, что там, где нет веры в Господа, одолеет зло. И Господь будет всегда далек от проклятого жилища.

Глядя, как Джойс ощупывает каждую из полученных монет, нетрудно было догадаться, что вера — не единственный краеугольный камень его существования.

— Вы считаете, — понизил голос Дьюит, — что смертью Энн дело не завершится?

— Я всегда считаю то, что сказал. А я сказал, дом проклят! И проклят уже давно.

Дьюит снова дал понять, что очень интересуется судьбой дома и его обитателей, чтобы отправить в газету материал, который будет хорошо оплачен.

— Господь… — Джойс поднял глаза к небу, то есть к пятнистому потолку, перебил сам себя и спросил коротко и ясно: — Сколько? Сколько вы заплатите тому, кто вам кое-что расскажет?

— Целый фунт, если информация стоит того.

— Но вы забываете, что Энн — упокой, Господи, ее душу! — была моей племянницей, а миссис Скрогг — моя сестра.

— Наша газета учтет это при оплате, — с достоинством сообщил Дьюит.

Джойс поднял откидную доску прилавка и указал на дверь в глубине лавки.

Комната, куда они вошли, была по крайней мере вдвое больше торгового зала. Кожи всех сортов заполняли ее до отказа. Там были бычьи, свиные, грубо обработанные тюленьи шкуры, телячья кожа, а на стене висела даже шкура крокодила. Кроме того, в комнате стояли стол для раскроя, швейная машина и пресс.

Сначала внимание Дьюита приковала висевшая под стеклом над швейной машиной картина с изображением Христа-Спасителя. Затем он перевел взгляд на благочестивого хозяина, который стоял, смиренно сложив руки, с таким видом, будто молится. Внезапно Джойс заговорил с непонятной горячностью:

— Скрогг был еретик и умер как еретик! Знаете, где он теперь? Там! — И указал большим пальцем на пол. — В самом страшном аду! Туда ему и дорога!

В близко поставленных глазах шорника появился фанатический блеск. Он даже стал немного косить от ярости, и на его лице ясно отразилась его примитивная суть.

Дьюит невольно подумал, почему такая слепая вера, как у Джойса, почти всегда совпадает с ограниченностью, тогда как широта взглядов нередко приводит к цинизму. Шорник Джойс верил в Бога, рай и ад, в грехопадение и спасение людей и наверняка забивал своими идеями головы тем, кто соглашался его слушать. Он мог пригвоздить их к столбу силой своего фанатизма. Чистосердечно пытаясь улучшить мир, он только оглуплял его. Однако все свои соображения Дьюит держал при себе. Ему нужно было выпытать у Джойса побольше сведений обо всей семье Скроггов, а потому он слушал и согласно кивал, спросив только, был ли глава семьи действительно такой большой грешник.

— Он был еретик, еретик! — каркал Джойс. — Он не верил в Бога, он не соблюдал святость брачных уз, он зазнавался, он во всем находил только повод для насмешек, зато теперь… Боже, смилуйся над ним! Если бы он сдержал слово, я молился бы за него, но так — нет! Нет, нет и нет! Он не заслуживает прощения.

— А какое слово? — пытался пробиться Дьюит.