Роковое наследство

— Но ведь это розы, которые я в четверг положила на могилу отца! — воскликнула она. — Я сама перевязала букет этой голубой лентой.

«То, что старый О'Гвинн украл цветы Гилен именно на могиле ее отца, — не просто случайность, тут кроется что-то другое», — размышлял Дьюит, следуя за инспектором к Эррису, которому О'Брайен хотел задать несколько вопросов. Дверь была заперта, ключ вынут. О'Брайена нахмурил брови, настолько неприметные, что их с трудом можно было считать бровями.

— Этот тип еще спит? Ай-яй-яй! Я не против бутылочки для утоления жажды, но так напиваться, как он, это уж чересчур. А впрочем, почему бы ему и не пить? Может быть, он счастливее тех, кто всю жизнь пьет только воду.

Сделав это глубокомысленное замечание, О'Брайен попытался отойти от двери, однако Дьюит громко постучал еще несколько раз. Но и тут никто не отозвался.

— Видимо, пошел пройтись, — сказал О'Брайен. — Свежий воздух всегда полезен.

Вернувшись в бар, он со вздохом облегчения шлепнулся на стул, надул щеки, с шумом выдохнул и закурил сигару.

— Что ж, придется писать протокол. Но прежде выпьем кофе; кофе всегда кстати, тем более после такого зрелища. Ай-ай-яй, когда подобное увидишь, начинаешь как следует понимать, какое это счастье, выкурить ароматную сигару и пропустить стаканчик виски вечерком, а то и сыграть партию в покер. А вы считаете, Эррис тоже мог это сделать?

Вопрос был задан неожиданно. Теперь инспектор показался Дьюиту несимпатичным, особенно его навязчивая жизнерадостность, полнота и довольство, привычка чмокать, с шумом втягивать воздух и бурчать себе под нос. К тому же, рот О'Брайена, обросший редкой щетиной — очевидно, он считал это бородой и усами, — был настолько мал, что когда инспектор выпячивал губы, его лицо становилось поразительно похожим на свиное рыло. Водянистые глазки-щелки, утонувшие в жирных складках, еще больше усиливали это сходство.

— Эррис? — повторил Дьюит. — Не знаю. Любой из тех, кто хорошо знает дом, мог это сделать. И Эррис, и Лайна, и Финниган.

— А вам и о Финнигане уже известно? Ловко, ловко, — похвалил О'Брайен. — Между прочим, я уже слышал о вас. Один из ваших коллег проводит в Килдаре отпуск, он кое-что рассказывал о вас. Вероятно, он переборщил, но так всегда возникает слава. Убьешь блоху, а в ушах окружающих звучит рев погибающего слона, Ну да, слава — тут, слава — там, но я считаю, что незачем усложнять себе жизнь. Финниган неплохой парень, если даже о нем и рассказывают кое-что сомнительное. Я бы даже сказал, у него золотое сердце. Родители его живы, а еще у него восемь братьев, хотя земли хватает всего на троих. Они бы все пропали с голоду, если б не Финниган. Итак, как же мы поступим? Раззвоним повсюду, что раскрыто убийство, хотя еще ничего не доказано? Поднимется никчемная возня. Поэтому у меня есть другое предложение. Здесь, в Килдаре, мы распространим слух, что это было самоубийство в момент помрачения разума. Свой официальный доклад в Дрогхед я задержу на один-два дня. А вы за это время соберете все завещания этого сбесившегося павлина и установите, кто же является наследником. А еще вы можете потихоньку — только очень прошу вас, постарайтесь незаметнее — разобраться, что именно здесь случилось. Если вам ничего не удастся установить, значит, и искать нечего, а так было бы лучше всем. Согласны?

Слушая его, Дьюит обдумывал возникшую мысль, которую при других обстоятельствах отбросил бы как бредовую: вполне возможно, что сам инспектор мог знать что-то о гибели Энн.

Со своими тремя жирными складками у подбородка и свиным рылом инспектор выглядел забавно. К тому же его стремление ничем не нарушать спокойное течение своей жизни, его небрежное отношение к служебным обязанностям в то время, когда все и вся стремятся захватить власть и иметь побольше денег, как-то само собой вызывало к нему пренебрежительное отношение. Но все это не имело ничего общего с тем, что у О'Брайена на уме. И вдруг, даже не зная, почему именно, Дьюит понял, что инспектор что-то от него скрывает. Если же ему известно больше, чем он высказал, то зачем он старается что-то утаить?

Как бы между прочим Дьюит спросил:

— А вы хорошо знакомы с семьей Скроггов? Вы так сердечно приветствовали Лайну, как будто она ваша близкая родственница, — добавил он, кивнув в сторону кухни, куда вышла девушка.

— Конечно, конечно, — охотно подтвердил инспектор, — я прихожусь ей троюродным дядей и часто держал эту малышку на руках. И Энн тоже. — При этом он как бы стер пальцем набежавшую слезу и серьезно продолжил: — Вам ведь известно, что кроме всех уже обнаруженных завещаний должно быть еще одно — оно спрятано где-то в доме. В нем Скрогг лишает наследства свою жену и оставляет все трем дочерям.

— Из-за этого я и приехал, — напомнил Дьюит.