Роковое наследство (Опасные связи)

Никогда в жизни Мелани не встречала мужчину, который привлекал бы ее так, как Люсьен. Она любила его, любила безумно. Никакие зелья Мойны, никакие сверхвыносливые самцы из слуг, даже ее собственные усилия насытить свое тело не давали ей того ощущения, которое она испытывала в его объятиях.

Почему он оттолкнул ее, когда она пришла к нему? Что он хотел узнать, если ее слова превратили его в безумца? Мелани была так занята собой, что едва слышала его. Она даже сама себя почти не слышала. Она едва соображала от бушевавшей в ней похоти. А его вопросы были для нее древней историей. Смерть Памелы. Да пусть себе гниет в могиле! Неужели он не понял, что она, его дорогая Мелани, живехонька и сгорает от желания?

Почему он не смог понять? Ведь он был тогда так далеко, он не мог ей ничем помочь, а Эдмунд был тут, рядом, и сам просился в руки. К тому же во всем виновата эта плаксивая сука Памела: она сама подала ей идею. И Мелани лишь искусно воспользовалась первой же возможностью. Люсьен должен был бы ею гордиться.

Возможно, она немножко поторопилась, явившись к нему в комнату, но теперь готова убить его за то, что он унизил ее. Он обошелся с ней, как с какой-то простолюдинкой, вроде этой Кэт Харвей.

О, она могла бы убить его, если бы так не любила. Но она его любила, она всегда его любила, с первой их встречи. Люсьен Тремэйн появился на балу в Бате — и в жизни Мелани — в самый подходящий момент, и его преклонение перед ней, совершенно непохожее на то, как с нею обычно обращались, моментально убедило ее, что это то, что ей нужно. Он обожал ее. Да, именно так. Обожал!

И он сумел разжечь ее чувства и удовлетворить ее так, как это не удавалось ни одному мужчине ни до, ни после него. Не жить же ей вечно на Мойнином зелье? Нет! Она должна пойти к нему и все объяснить. Наверняка он поймет.

— Вы звали меня? Что такое? У вас ведь месячные. Вы же знаете, что в эти дни я вам ничего не дам. Это слишком опасно, а вы пока еще мне нужны.

— Что? — непонимающе воскликнула Мелани, вырванная из своих размышлений. — Да когда же ты перестанешь пугать меня, несчастная старая карга?! Я посылала за тобой несколько часов назад. Как ты смеешь заставлять меня ждать?

Мойна прошла вглубь комнаты и чинно расположилась на краешке кресла, заботливо оправляя засаленные черные юбки. Мелани с отвращением фыркнула.

— Я собирала старые вещи мастера Люсьена, чтобы отправить их ему в «Лису и Корону», — заявила Мойна, — хотя они и будут теперь болтаться на нем как на вешалке. Бедный мальчик, ему теперь некуда податься. Конечно, он должен был уйти отсюда, чтобы подумать на свободе, да только не сейчас. И вы виноваты в этом, мисси. У нас ведь был уговор. Я предупреждала вас, что надо терпеть.

Мелани уселась перед зеркалом на туалетном столике, внимательно разглядывая едва заметные морщинки на лице. Она еще молода, ей двадцать три, хотя для окружающих — всего девятнадцать. И она располагает еще добрым десятком лет неувядающей красоты, если будет заботиться о себе должным образом. Ее красота всегда была ее основным достоянием, ее простым и надежным оружием, и она ценила ее превыше всех тех алмазов, которые украшали ее шею.

Мелани коснулась кончиком пальца уголка губ: здесь будет морщинка, если не обращать на это внимания.

— Я передать не могу, старуха, как огорчена, что я посмела рассердить тебя. Ты уверена, что Люсьен в «Лисе и Короне»? Что он не поехал в Лондон?

Сухой смех Мойны перешел в кашель.

— Да пусть его хоть чаи распивает с королем Испанским — вас это не касается. Мастер Люсьен теперь и пальцем к вам не прикоснется. Разумная бабенка попросила бы меня добавить кой-чего в пунш ее муженьку, если хочет, чтоб ее постелька не пустовала. Эдмунд Тремэйн снова хнычет по своей молоденькой жене, визжит и охает во сне так, будто успел засунуть кое-куда свой старый морщинистый чубук и дергает его взад-вперед в вашем пухлом белом теле. Ну разве это не весело?

— Не груби. Эдмунд меня ненавидит. У нас с ним негласное соглашение: я держусь подальше от Нодди, а за это он смотрит сквозь пальцы на мои маленькие… прихоти.

Мелани вскочила с бархатного пуфика и приблизилась к старухе:

— Но теперь здесь Люсьен, Мойна, и все соглашения разорваны. Я хочу вернуть Люсьена. Мне нужно вернуть Люсьена! Скажи мне, что делать.

— Очень хорошо. — Служанка долго всматривалась в ее глаза, а потом сказала: — Вам надо будет терпеть до поры до времени, мисси, как я вам уже велела. Я ведь предупреждала вас, помните? Вы сами все испортили, слишком уж вы поспешили. Моя детка теперь плачет, он грустит по своей бедной маме и потерянной любви. Вы ведь сами знали, что ему нужно время. Дайте же ему время.

— Сколько, Мойна? Как долго я должна еще ждать? Могу я хотя бы повидать его?

Старуха, кряхтя, встала с кресла и направилась к двери: