Роковое наследство (Опасные связи)

— Вы ведь знаете, что я с самого начала чувствовала себя неловко, когда Эдмунд составил новое завещание и назначил меня опекуном Нодди. И я уверена, что Эдмунд испытает точно такую же неловкость, когда ему придется объявить мне, что вместо меня опекуном будет Люсьен. Люсьен, я полагаю, взорвется от ярости, когда узнает об этом секретном соглашении между мною и Эдмундом, и наверняка сочтет меня интриганкой, готовой пойти на все, лишь бы сохранить теплое место. Честно говоря, я и сама подумала бы точно так же. Так что ничего не поделаешь, я не только могу теперь уйти — я должна уйти. Но ведь это вполне закономерно, Памела. Я была лишь временной опорой. Будущее Нодди — семейное дело Тремэйнов, а Люсьен снова вошел в семью — невзирая на то, чья кровь течет в его жилах. И если уж на то пошло, то к этой земле его привязывает в равной степени и кровь Кингсли. И он явно любит эту землю.

Кэт подняла голову и посмотрела на другой конец кладбища на маленький, без каких-либо надписей гранитный крест в самом дальнем углу и на букет свежих роз, лежавших на безымянной могилке. Бедное, нежеланное, горячо любимое дитя! Примет ли Эдмунд на себя этот труд, когда я уйду, сохранит ли обычай класть цветы к тебе на могилу?

Тут Кэт обратила внимание на крошево, которое устроила у себя на коленях, покачала головой, встала и отряхнула платье.

— И по всему выходит, Памела, что для моего ухода наступил самый подходящий момент, поскольку мне пора заняться своей собственной жизнью. Да и Люсьену будет легче контролировать Мелани, если меня не будет, ведь эта женщина подозревает меня и ревнует.

Кэт молча постояла еще минут пять возле могилы, очень стараясь ни о чем больше не думать, не желая делиться непрошеными мыслями не только с Памелой, но даже с самой собой. Покинуть Тремэйн-Корт, ставший для нее тихой гаванью, где она смогла излечиться от своего кошмара, будет для нее нелегко. Сказать «до свидания» Нодди — еще труднее. А расстаться с Люсьеном и призраком счастья будет наверняка самым трудным поступком, который ей приходилось совершить за всю свою недолгую жизнь.

— Целых два букета, Кэтрин? Вы наверняка сегодня обсуждали с моей матерью нечто из ряда вон выходящее.

Кэт резко повернулась и увидела, что Люсьен стоит возле кладбищенских ворот, а его конь привязан к одному из столбов и пытается щипать молодую траву. Он что, обернул копыта коня тряпками? Почему она не услышала, как он подъехал? Кэт торопливо отвернулась, чтобы украдкой отереть слезы, потом сказала:

— От меня здесь только один букет, Люсьен. Другой от Мойны. Когда я собиралась идти сюда, то столкнулась с ней на кухне, и она попросила положить букет и от нее. Это весьма странно — ведь она знала, что я хожу сюда каждую субботу, но ни разу прежде не просила меня об этом.

Люсьен задумчиво нахмурился, очевидно также находя странным поведение старой няньки.

— Это действительно интригует, — заметил он, наклонившись, чтобы положить маленький букетик полевых цветов рядом с розами. — А еще говорят, что старую собаку нельзя выучить новым трюкам. Я обязательно спрошу ее об этом, хотя и не надеюсь получить ответ. Мойна никогда ничего не объясняет. Она только намекает, а потом садится в угол и любуется, как вы из себя выходите, пытаясь понять, что же она имела в виду. Кэтрин… вы не погуляете со мною?

Он не стал дожидаться ответа, а просто взял ее под руку и повел прочь с кладбища, оставив коня привязанным к столбу. Она отнеслась к прикосновению Люсьена спокойно, хотя сердце у нее все же забилось чаще.

Они какое-то время шли молча, пока не остановились на вершине небольшого холма, где Люсьен взял и вторую ее руку и сказал:

— Вы не отшатнулись, Кэтрин. Ни на кладбище, ни теперь. Означает ли это, что вы уже не боитесь меня?

Она посмотрела ему в глаза, в эти темные, когда-то непроницаемые глаза, которые сейчас светились радостью.

— Вы придаете слишком большое значение мелочам, Люсьен. Вряд ли мне стоило опасаться, что вы швырнете меня на землю и изнасилуете возле могилы вашей матери. — Она высвободила руки, скрестила их на груди и отвернулась, глядя вдаль. — Я утром видела Эдмунда. Ему стало значительно лучше за последние два дня. Хотя он все еще не может говорить, а левая половина парализована, Хоукинс сказал мне, что он съедает все, что ему предложат, и постоянно требует, чтобы его сажали в кресло, не желая лежать.

— А кроме того, он по-прежнему отказывается принимать Мойнины лекарства, — добавил Люсьен, и по тому, как близко раздался его голос, Кэт догадалась, что он стоит позади вплотную к ней, настолько близко, что может обхватить ее за плечи и прижать спиной к своей широкой груди.

Она с трудом перевела дыхание — и не оттого только, что испугалась, — и отвечала: