— Ясно. — Дьюит начал злиться. — Если вы хотите превратить Килдар в подобие благословенного курорта, то такая цепь убийств вряд ли вам на руку. Но что было, то было, и никому не удастся скрыть это происшествие.
— Думаю, мне пора. Я хотел бы еще поговорить с шефом полиции Уэстриком. — Пастор встал. — Мы еще увидимся, Уильям.^- Он кивнул Дьюиту и вышел, не протянув руки для прощания.
О'Брайен хихикнул.
— Ай-яй-яй, ну и способность у вас наживать врагов. Не завидую вам. А ведь наш пастор Томас человек исключительно миролюбивый, и он искренне желает помочь процветанию Килдара. Вы бы зашли в молодежный клуб, которым он руководит. Даже хулиганы становятся нормальными парнями, побывав там всего несколько раз, и все это потому, что добряк Томас умеет с ними ладить, как никто другой.
— Послушайте, я сегодня устал и вовсе не расположен слушать вашу болтовню. Вы не хуже меня знаете, что означал поджог. Одновременно это и убийство, во всяком случае, так думает преступник.
О'Брайен взглянул на безжизненный пруд с мельницей на картинке и тяжело вздохнул:
— Какой же вы нетерпеливый человек! Но это имеет свои преимущества…
— Когда явится криминальная комиссия из Дублина? — прервал его Дьюит.
О'Брайен покачался, как танцующий дрессированный медведь, и на лице его мелькнула ухмылка.
— Не знаю. Все зависит от шефа. Но будет комиссия, не будет комиссии, зачем она нужна, если и так все ясно?
— Да, ясно! Но улик для того, чтобы засудить старую ведьму, у вас все равно недостаточно.
О'Брайен в шутливом отчаянии поднял обе руки.
— Дьюит, дружище, ну не набрасывайтесь вы на меня каждый раз, как на кусок сыра, который хотите располосовать.
Зачем вам портить репутацию мне, пожилому человеку, который не хочет причинять зла никому, и вам в том числе. Разве вы еще не заметили, что я самый терпеливый и уживчивый человек, которого только можно себе представить, а в полицию меня занесло, так сказать, неудачным поворотом судьбы. А мне надо было бы стать садовником или содержать зоомагазин и торговать черепахами.
— Идите вы к черту! — выругался Дьюит, но не мог не усмехнуться. — Я все могу понять, только одно мне неясно. Как вы могли целых двадцать лет продержаться в должности инспектора полиции?
— Я никогда не делал своему начальству таких гадостей, как вы мне. Вас можно сравнить с реактивным самолетом, а я… я тогда — мирно парящий в небе аист.
— Ну, если бы такое количество сала, как вы, могло парить в воздухе, тогда и бегемоты могли бы научиться летать. Там, в стакане, вероятно, лежит часть капитала веселого мошенника Скрогга?
— Попали в самую точку. Чтобы позлить своих близких, Джером спрятал часть своего состояния в погреб, и что же вышло? Крысы проверили остроту своих зубов на пяти- и десятифунтовых банкнотах! Разве это не… — он подыскал подходящее слово, — «юмор»? Так же, как и вся история с семьей Скрогг. Теперь, когда можно взглянуть на все события как на единое целое, мне кажется, что все это вообще невероятно.
— Так вам уже все ясно? — с вызовом спросил Дьюит. — Это меня радует.
— И притом, что мне приходилось полагаться только на себя. — О'Брайен вздохнул, изображая дружеское доверие. — Я не мог, как вы, платить больше ста фунтов за сбор данных. Меня, инспектора, государство держит на коротком поводке, я не могу даже поездку на такси внести в свой отчет. А мои помощнички? Вы сами говорили с сержантом Олбейном. Если он найдет дохлую курицу, то я сильно сомневаюсь, сумеет ли он отличить, погибла ли она в зубах лисы или под машиной. А знаете, почему я сразу догадался, что Энн не покончила с собой, а была убита?
— Почему?
— У не на двух пальцах на ноге были следы укуса. Я подумал, что только младенец может укусить себя за ногу, но взрослый человек — ни за что. Следовательно, кто-то укусил ее за ногу, а значит, надо бы покумекать, как это могло случиться.
— Энн уже несколько дней искала завещание и деньги, — задумчиво перебил его Дьюит. — В тот вечер, когда я приехал в Килдар, она думала, что наконец напала на след. Перед смертью отец попросил принести к нему в комнату лестницу — это Клэгг узнал от старой Бет, — и у Энн возникла мысль, что завещание может быть спрятано под потолком, между балкой и стеной. Лестница так и стояла в комнате, где умер отец. Энн взобралась на нее, но тут явилась мамаша. Они страшно разругались — а часто серьезные вещи могут быть комичными, — и дело дошло до того, что мать укусила Энн в босую ногу. Она упала с лестницы и, вероятно, они стали душить друг друга. Дочь, сердечница, не могла тягаться с выносливой матерью, и внезапно она обмякла. Старуха взяла ее под мышки и поволокла в ее комнату, а потом пошла за прощальной запиской. Дальше все было просто. Есть у вас еще вопросы?
— Нет, с этим все ясно.
— Но вы не можете доказать вину старухи, — подчеркнул Дьюит, взглянув на бусину, которая при дневном свете казалась просто черной. — Вероятно, мать пряталась в доме, когда я пришел. Когда Энн вышла в коридор, чтобы впустить меня, старуха спряталась в большой сундук, где и потеряла свою висюльку, иначе я не могу этого объяснить.