— Скажите, викарий, — спросил он, — а как это ваш милостивый бог допускает, чтобы пятилетних мальчишек забирали от родителей и заставляли работать трубочистами? Вы и ваш господь, вы знаете, сколько таких мальчишек погибает каждый год в этих проклятых трубах? Они задыхаются там или ломают себе кости, а иногда даже сгорают заживо. А дети, которые работают в угольных шахтах, добывая уголь для тех же самых каминов, — их-то за что так карает ваш всемилостивый владыка?
Мистер Торнли смутился, но Сара смутилась, пожалуй, еще сильнее. Поначалу она не вслушивалась в разговор: ее мысли были заняты сэром Айвором. Теперь же она почувствовала, что Макс разъярен, и пыталась понять, чем именно.
— Я полагаю, у вас очень доброе сердце, лорд Максвелл, — через силу улыбнулся викарий.
— Вы не ответили на мой вопрос, — без улыбки напомнил Макс.
В наступившей тишине лицо викария сделалось пунцовым. Макс не отрываясь смотрел в глаза мистеру Торнли, кроша пальцами ломтик поджаренного хлеба.
— Ценны не слова, а поступки, — негромко сказала Анна, прерывая затянувшееся молчание. — Все, что нам удается собрать, мы направляем на помощь бедным, до последнего пенни. Разве это не существеннее слов?
— Ваша детская простота и чистота помыслов делают вам честь, мисс Карстерс, — наклонил голову викарий.
Макс уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но Сара успела опередить его.
— Чайник! Чайник совсем пустой, — быстро заговорила она. — Не приказать ли принести новый?
Как только викарий вместе с Анной откланялись и отправились собирать пожертвования для благотворительной ярмарки, Сара напустилась на Макса:
. — Ты был слишком резок с мистером Торнли.
— Этот тип людей мне хорошо знаком, — ответил Макс и поморщился:
— Слава богу, что не все они становятся викариями.
— Что за тип?
— Тупые индюки, которые сами не понимают, о чем говорят. Да и не хотят ничего понимать, вот что самое главное! Сара, ты знаешь что-нибудь о мальчишках-трубочистах?
— Нет.
— Их кожа должна задубеть, чтобы не облезть клочьями в дымоходных трубах. Для этого их заставляют стоять возле открытого огня так, что их колени и локти… — Макс глубоко вздохнул. — Нет, пожалуй, тебе об этом и впрямь лучше не знать.
Он выглядел таким расстроенным, таким подавленным, что Cape захотелось приласкать его и сказать, что она все понимает. Хотя на самом деле она не понимала ничего.
— Прости, — сказала Сара, — я не знала. Ты прав. Я никогда прежде не задумывалась над этим. Взгляд его смягчился, и улыбка тронула губы.
— Если бы ты была регулярной подписчицей “Курьера”, то знала бы. В прошлом году я написал серию статей о жизни бедняков. Чтиво получилось не из приятных. Потом на редакцию обрушился целый шквал опровержений.
— А кто-нибудь поддержал вас?
— Никто. Одни считают, что мы должны закрывать глаза и не видеть теневых сторон жизни, другие обвиняют нас чуть ли не в подстрекательстве к гражданской войне. И многие письма повторяют слова мистера Торнли.
— А почему же вас никто не поддержал? — удивилась Сара.
— Потому что бедные газет не читают. Они, как правило, вообще не умеют читать. Но даже если бы и умели, они не могут потратить на газету ни одного пенса. Они настолько бедны, что продают своих сыновей в рабство — у них это называется “отдать в подмастерья”. А их дочери… Вот уж кому никак не позавидуешь! Им достается хуже всех. Они…
Макс не договорил и после продолжительной паузы продолжил уже более спокойно:
— В своих статьях я пытался доказать, что у бедных нет ни прав, ни голоса. За них некому заступиться. Однако ты права, я был резок с нашим гостем. Приношу свои извинения.
Сара была удивлена. До сей поры она была уверена в том, что “Курьер” — бульварная газетка, напичканная скандальными новостями и сплетнями. Однако это оказалось не совсем так. А может быть, и совсем не так. В любом случае этот разговор заставил Сару по-новому взглянуть на Макса Уорта.
— Ты очень странный и непонятный человек, Макс Уорт, — сказала она негромко и медленно, — самый странный человек изо всех, кого я когда-либо знала.
Улыбка тронула губы Макса и расплылась вверх по лицу, пока от нее не загорелись его глаза.
— Это самые приятные слова, которые мне довелось от тебя услышать, Сара.
Она смутилась и сказала, опуская глаза:
— Знаешь, я разрешаю тебе вести себя с мистером Торнли так, как тебе угодно. Констанция была права. Он напыщенный дурак.
Макс сделал глоток остывшего чая из чашки.
— Не стоит волноваться. Анна не любит викария.
— Почему ты так думаешь? — изумилась Сара.
— Потому что твоя сестра обладает тонкой душой, а этот викарий болван неотесанный.
— А ты быстро умеешь разобраться в людях, верно, Макс? — рассмеялась Сара.
Улыбка понемногу сползла с его лица.
— Не всегда, — признался он. — Насчет тебя, Сара, я очень долго ошибался и теперь чувствую себя виноватым. Но так или иначе, я добьюсь, чтобы твое имя…
— Не надо, — отрицательно покачала головой Сара, вскочила и выбежала из гостиной.