Роковое соглашение

— Тут лежит его предсмертное письмо и пистолет с глушителем. Внизу мы нашли убитую хозяйскую собаку. Ньюфаундленда.

— Маков служил в армии? — спросил Марецкий, разглядывая оружие.

— Нет, — торопливо ответил капитан. — Я думаю, что, кроме скальпеля, он оружие отродясь в руках не держал.

— А что скажете о трупах в офисе?

— Убиты вчера в районе семи часов вечера. У обоих простреляны лбы. По сценарию получается, что Маков убил двух санитаров, приехал домой, пристрелил собаку, написал письмо, а потом повесился. На рукоятке пистолета его отпечатки пальцев.

Марецкий повернулся к медэксперту.

— Скажите, доктор, вы видели трупы в офисе?

— Мы сначала приехали туда, а потом уже на дачу.

— Вы обнаружили частицы пороха и ожоги кожи у мертвецов?

— Нет. Стреляли с расстояния не менее двух метров и в собаку тоже.

— И вы мне, капитан, хотите сказать, что человек, не имевший опыта стрельбы, с такой точностью расстрелял своих охранников из «люгера» с огромной убойной силой и отдачей? Я уверен, что и вы без предварительной пристрелки не попадете в мишень из крупнокалиберного пистолета этой системы. И зачем ему убивать свою собаку? Надо найти всех пациентов, посетивших вчера кабинет Макова. Если среди них нет убийцы, то, по крайней мере, можно узнать, не поехала ли крыша у профессора.

— Крыша не поехала, — твердо заявил подполковник. — Предсмертное письмо написано человеком в здравом уме. Можно считать его как явку с повинной.

Марецкий прочитал письмо. Глянув на капитана, он спросил:

— Деньги пересчитали?

— Конечно. Не хватает полутора миллионов. Вот я и подумал, что санитар уехал не с пустыми руками, а письмо на столе он просто не заметил. Мы уже оцепили выезды из Москвы и дали данные и описания Кравцова и Хлопушина. Кравцов увидел труп, а потом открытый тайник, набитый деньгами. Ему было уже не до писем на столе. Хватанул, сколько мог унести, и удрал. Страх его подгонял Сейчас, небось, жалеет, что не все унес.

— И уж тем более не станет делиться добычей с Хлопушиным, — добавил Марецкий.

— Но Хлопушин не вышел на работу — это факт.

— А вы же весь двор своими машинами забили. Какой же псих полезет в петлю! Они же не думают, что происшествие их как-то касается.

— Конечно. Официально они не работали в клинике. И никто не знал из них, что за Маковым идет наблюдение, — согласился капитан.

— Это облегчает поиски санитаров. Они не станут осторожничать в первые часы. Но они знают, что медсестры могут проболтаться, и, разумеется, захотят покинуть город. С такими деньгами везде жить можно, — сделал заключение Тюнич.

— Ты будешь оформлять это дело как самоубийство, Стас?

— Маков — отработанный вариант. Он получил по заслугам. Искать убийцу — дело неблагодарное. Я на его стороне. Возможно, несколько клиентов Макова скооперировались и наняли профессионала, а это глушак. Я его не поймаю даже в паре с тобой, Степа. Такие случаи по горячим следам не проходят, а уже прошли почти сутки.

— Дело твое. Может, ты и прав. Важно найти недостающие деньги, а убийцы пусть гуляют.

— Только не разыгрывай из себя литературного героя, Степа.

— Я ни в чем тебя не упрекаю, Стас. Ты меня не так понял. Но на прощание хочу обратить твое внимание на детали. — Он подошел к окну, где все еще висел труп. — Глянь на узел. Пояс от халата привязан к оконной ручке парашютным узлом.

Врач-самоубийца такой узел завязать не смог бы, так же, как точно стрелять из экзотического оружия. Это тебе так, на всякий случай, если под руки попадется бывший десантник, очевидно, офицер. И еще. На письменном столе, как видишь, стоит на мраморной подставке серебряная звезда Давида. Значит, Маков был евреем. Но в предсмертной записке мы читаем: «Я услышал голос Господа нашего» и в конце: «Да просит меня Господь». Неувязочка получается. Боюсь, что писалось все под диктовку наемника, который плохо знал профессора. Это пока все.

— Учту, Степа. Ты заглядывай, если возникнут вопросы.

— Обязательно. Сделай мне, пожалуйста, копии медицинских карт Любовской и Рогозина. Авось пригодится.

— Не сомневайся. Завтра же получишь. Спасибо за помощь.

Марецкий направился к выходу.

10.

И опять Вика проснулась с похмелья. Шел одиннадцатый час, а рабочий день у нее начинается в девять. Ни малейшего желания идти на работу. Вика привыкла к ответственности и дисциплине, похмелье, болезни никогда не могли стать причиной прогулов или даже опозданий. Но сейчас ее словно подкосило, выбило из привычного ритма, и она уже не могла подчиняться правилам. Слишком большой груз неприятностей свалился на ее плечи, и она устала сопротивляться. Ни дня передышки, один стресс следовал за другим, ей хотелось кричать и бежать с закрытыми глазами куда угодно, но только не оставаться больше в этом аду.

Вика позвонила на работу и предупредила главного инженера, что у нее важная деловая встреча и сегодня в офис она не приедет.

Она кое-как привела себя в порядок и ушла. В почтовом ящике лежала открытка от любимого муженька, присланная из Кисловодска. Читать ее она не стала, а выйдя на улицу, не успела и десяти шагов сделать, как к ней прицепился какой-то тип.