Чао переглядывается с несколькими полицейскими, которые перешептываются и пожимают плечами.
– Видимо, его еще не опрашивали.
– Тогда приведите его сюда, – велит Квентин. – Спросим его.
Чао поворачивается к одному из приставов:
– Роанок, найди, пожалуйста, Калеба.
Тот смотрит на Квентина и наконец решается:
– Его… его здесь нет.
– Вы в этом уверены? – медленно произносит Квентин.
– Да. Он… он спросил меня, можно ли сходить забрать ребенка, но обещал вернуться.
– Он что? – Вопрос чуть громче шепота, но из уст громадного Квентина он звучит как угроза. – Вы выпустили его из зала, после того как его жена застрелила человека, которого обвиняют в совращении их сына? Это вам что, сериал «Полицейская академия»?
– Нет, сэр, – серьезно отвечает пристав. – Это окружной суд Биддефорда.
У Квентина заиграли желваки.
– Пошлите за ним, чтобы допросить, – велит он Чао. – Я не знаю, что ему известно, не знаю, замешан ли он во всем этом, но, если придется его арестовать, арестовывайте.
Чао выходит из себя:
– Не перекладывайте на плечи полиции ошибку пристава! Никто меня не предупредил, что он находится в зале суда.
«А где ему еще быть, когда предъявляют обвинение насильнику его сына?»
Но Квентин только глубоко вздыхает:
– Что ж, нам надо что-то решать со стрелявшей. Судья еще здесь? Может быть, можно попросить его предъявить ей обвинение?
– Судья… нездоров.
– Нездоров, – повторяет Квентин.
– После стрельбы принял три таблетки валиума и пока не проснулся.
Можно было бы пригласить другого судью, но время уже послеобеденное. Однако меньше всего Квентину хочется отпускать эту женщину из-за какого-то глупого чиновника, принимающего судебные поручительства.
– Арестуйте ее. Пусть переночует за решеткой, а утром предъявим обвинение.
– Переночует? – спрашивает Чао.
– Да. Насколько я помню, в Альфреде все еще находится окружная тюрьма Йорка.
На секунду детектив опускает глаза.
– Да, но… знаете ли… она окружной прокурор.
Разумеется, ему об этом известно, он узнал об этом сразу же, как в его контору позвонили с просьбой провести расследование.
– Я знаю одно, – отвечает Квентин, – что она убийца.
Ивэн Чао отлично знаком с Ниной Фрост, все детективы в Биддефорде работали с ней над тем или иным делом. Как и остальные представители правоохранительных структур, он даже не винит ее в том, что она сделала. Черт, половина из них жалеет, что, окажись они на ее месте, у них не хватило бы смелости на такой отчаянный поступок.
Он не хочет так с ней поступать, но, с другой стороны, лучше он, чем этот козел Браун. По крайней мере он может сделать так, чтобы следующий шаг стал для нее как можно менее болезненным.
Он отпускает дежурившего у камеры полицейского и занимает место у двери. При более удачных обстоятельствах он отвел бы ее в зал заседаний, предложил чашку кофе, устроил бы получше, чтобы ей было удобнее разговаривать. Но в суде нет подходящего, надежного зала заседаний, поэтому этот допрос будет проводиться по разные стороны решетки.
Волосы беспорядочно падают Нине на лицо, а глаза настолько зеленые, что сияют. На руке у нее глубокие царапины; однако похоже, что она оцарапала себя сама. Ивэн качает головой.
– Нина, мне на самом деле очень жаль… но я должен предъявить тебе обвинение в убийстве Глена Шишинского.
– Я убила его? – шепчет она.
– Да.
Лицо ее преображается, губы растягиваются в улыбке.
– Я могу на него посмотреть? – вежливо спрашивает она. – Обещаю, я ничего не буду трогать, но, пожалуйста, я должна его увидеть!
– Тело уже увезли, Нина. Увидеть его нельзя.
– Но я убила его?
Ивэн тяжело вздыхает. В последний раз, когда они встречались с Ниной Фрост, она спорила с ним в суде по делу, которое он вел, – делу об изнасиловании на свидании. Она встала перед подсудимым и выжала его за свидетельской трибуной как тряпку. Тогда он выглядел так же, как она сейчас.
– Ты будешь давать показания, Нина?
– Нет. Не могу. Не могу. Я сделала то, что должна. Больше я ничего не могу.
Он достает форму с перечнем прав.
– Я должен зачитать тебе твои права.
– Я сделала то, что должна была сделать.
Ивэну приходится повысить голос, чтобы перекричать ее:
– У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. У вас есть право…
– Больше я сделать ничего не могу. Я сделала то, что должна была сделать, – бормочет Нина.
Наконец Ивэн заканчивает зачитывать права и протягивает ручку через решетку, чтобы она подписала документы, но Нина ручку роняет. Она шепчет:
– Больше я ничего не могу сделать.
– Нина, перестань, – негромко просит Ивэн. Он отпирает камеру, ведет ее по коридорам конторы шерифа, а потом на улицу к полицейской машине, открывает дверцу и помогает ей сесть. – Мы не можем предъявить обвинение до завтрашнего утра, поэтому на ночь придется отвезти тебя в тюрьму. У тебя будет отдельная камера, я проконтролирую, чтобы о тебе там позаботились. Договорились?
Но Нина Фрост уже свернулась калачиком на заднем сиденье полицейской машины и, похоже, совершенно его не слышит.