Дальше был спуск по реке Аюнг в горах — рафтинг. От чего козочка визжала не меньше, чем от картинга. Ульяна хохотала и жмурилась, захлебываясь водой, забавно размахивала веслом. Вместе Ульяна и Антонио получили фантастическое удовольствие от новых ощущений. А после они вернулись в джунгли, где их ждал сытный обед. Все это время Ульяна загадочно улыбалась, то и дело поглядывая на него.
Этот день стал особенным для них обоих. Тони любовался Ульяной. Искренняя, импульсивная, не прячущая эмоции и чувства, такой, она ему нравилась еще больше. По дороге в отель козочка прижалась к нему всем телом, а от переизбытка эмоций даже отключилась, уснув на плече. И покручивая колесо руля, он прислушивался к ровному дыханию, наслаждаясь этой неудобной позой, где плечо онемело, а внутри грудной клетки, что-то странно пекло, обжигая жаром.
[1] Mi amor (испанский) — моя любовь
Глава 44
С места, где я стою, прислонив велосипед к забору, виден огромный корабль. Множество мужчин в военной форме снуют между пришвартованным судном и протяжёнными бараками на берегу, таская на своих плечах тяжёлые мешки, высокие коробки, длинные ошкуренные брёвна, загружая всё это в тёмные трюмы.
Что я ощущаю? Колючую проволоку, что накрутилась вокруг моего сердца и рвет его на части. Болит. И да, мне конец.
Меня терзает ужасное чувство, что без Антонио невозможно пережить что-то «такое же хорошее» или «что-то еще лучше». Он просто лучше всех.
Что такого есть в Тони, что заставляет меня стоять и смотреть на этот чертов корабль, который уже сегодня вечером покинет порт? Губы. Всего-навсего, а также руки, ладони и пальцы. Он целует меня, вжимаясь в тело, осыпая свойственной только ему агрессивной нежностью, ласкает губы, лицо, ступни, волосы, колени, бедра, запястья и даже глаза.
И все последние дни я сдерживаюсь, не показывая ему, как мне страшно, но в то же время, я знаю, что мне выпало великое счастье пережить вместе с ним чудесные минуты. Я благодарна ему за это.
Вчера, когда он ушел из моего домика, я вернулась в спальню, где совсем недавно он меня целовал, допила из его и моего бокалов, откупорила следующую бутылку, налила вина в оба бокала и расплакалась, а когда вино закончилось, уснула на полу. А под утро, все еще пьяная, я проснулась от холода, едва сгребла себя с дешевого линолеума и побрела в ванную, резко включив свет. Волосы, прилипшие ко лбу, остатки туши, потные подмышки, красные расплывчатые пятна от рыданий и тонкая черная полоска от вина на губах. Я смотрела на себя страшную, измученную и улыбалась.
Почему я все еще здесь, а не бегу покупать билеты в Москву? Почему смирилась с тем, что он уедет в командировку на полгода?
Потому что у меня нет ощущения, будто я с чем-то смирилась. Невозможно смириться с чем-то, что тебе необходимо, как воздух. Главным образом потому, что люблю Антонио, своего пирата, так сильно, что готова ждать.
Когда я возвращалась на Бали, собираясь остаться жить на этом чудном острове, мать спросила меня:
— Что особенного в этом мужчине?
— Как это что? В нем все особенное, — ответила я, глядя на плачущую женщину, что меня родила.
Конечно, он особенный, правда. Потому, что невозможно не смотреть на него, трудно пройти мимо и не взглянуть в его глубокие карие глаза. И я знаю, что особенная для него, потому что больше всего на свете обожаю, когда скрытный и загадочный Антонио неожиданно делится со мной, чем-то очень важным. Теперь мне точно известно, с чего именно начинаются чувства. Они не в постели и не в поцелуях, когда кто-то нагло раздвигает твои зубы языком, любовь — это тот момент, когда хочется немедленно рассказать что-то очень важное другому человеку. Поделиться! Обнять целый мир или поругать Вселенную за неожиданное испытание. Обсудить, высказаться и осудить.
И вот когда я вернулась на Бали, и мы с Тони переспали в первый раз, разорвав взятое на прокат платье, между нами появилось это. Мой пират спешит рассказать мне самой первой что-нибудь существенное и очень важное для него. Он приходит ко мне в отель, зажимает в кладовке с рядами коробок или даже звонит посреди ночи, чтобы сообщить, что его брат заложил машину, купив гитару и ящик таука — индонезийской водки, мать чуть не сожгла спальню, уснув с сигаретой, начальство без конца дергает, вызывая из отпуска на странные переговоры, а зелёная джунглевая курица снесла четыре яйца на заднем дворе их дома.
Пришвартованный к причалу военный корабль покачивается на мелких волнах спокойного океана и, изредка, стучится бортом о мешки с песком, специально вывешенные на стенку причала. А я жмурюсь, собирая все силы, чтобы не разрыдаться от разрывающей меня боли. Я остаюсь одна!
Что еще в нем особенного? Да то, что Антонио меня постоянно хочет.