Октябрь 1729 года
Даше отчего-то редко снились сны. Еще раньше, дома, брат Илья, обожавший наутро пересказывать свои смешные и причудливые сновидения, смеялся над нею и поглядывал свысока. Но матушка, которая любила эту свою молчаливую, замкнутую дочку, пожалуй, больше всех других детей, как-то раз сердито прервала его насмешки и пояснила: просто Данькина душа ночью странствует в таких дальних далях (ведь сон это не что иное, как странствие души!), что, пока возвращается обратно, успевает по пути забыть все, с нею приключившееся. А может статься, с нее кто-то зарок берет: молчать, ничего не рассказывать, а то не пустят ее снова в те волшебные царства-королевства, где ей так нравится пребывать!
Даша с тех пор успокоилась – и даже огорчалась, когда утром могла все-таки вспомнить сон. Почему-то так уж выходило, что запоминались они к каким-то неприятностям. Скажем, увидится ей веселый игривый котенок, который так и ластится, так и вьется вокруг ног, – наверняка жди какой-то гадости от жизни. Матушка говорила, что если страшный сон кому-нибудь сразу пересказать, то он не успеет сбыться. Накануне того дня, как домой воротился осиротелый Волчок, Даше приснился клубок змей, но она забыла рассказать об этом брату. Сон сбылся, да как страшно…
Вот и нынче она проснулась вся в холодном поту от ужаса, первым делом подумав, что надо свой сон непременно и поскорее кому-то рассказать, потому что, если он сбудется, Даше уж лучше не жить на свете!
Снилось ей, будто идут они вдвоем с Алексом по широкой улице, такой нарядной и многолюдной, какой Даше видеть еще не приходилось. Дома кругом каменные, в несколько ярусов, и разноцветные, словно нарочно выкрашенные. Сама улица не камнем вымощенная, а гладкая-гладкая, как бы земля убитая под ногами, но это не земля, потому что Дашины каблучки звонко цокают по ней: цок да цок, цок да цок!
Идут Даша с Алексом рука об руку, друг на дружку не глядят, но все равно – Дашино сердце так и трепещет от счастья, что он рядом, что можно в любое мгновение повернуть голову, посмотреть на него, словечко молвить, а то и до руки его дотронуться.