Роковое зелье

…Какое счастье, что он родился на свет с этим чувством шпаги, с этим необучаемым, исконным умением предугадать движения противника, обмануть его, уйти от его обмана и нанести ему удар! Он уже знал, как покончит с Каскосом, он уже чувствовал, что это мгновение близко. Сейчас надо было вынудить противника поменяться с ним местами, чтобы затем прижать к колонне, схватить левой рукой его шпагу за клинок и, сделав сильнейший выпад, проколоть Каскоса насквозь. Алекс наступал, так сильно и стремительно действуя не только кистью, но и всей рукой от самого локтя до влившейся в гарду[39] ладони, что Каскос давно уже перешел от нападения к обороне и теперь просто вынужден был проводить навязанный ему маневр. И вот поворот совершился, секретарь прижат к колонне, шпаги скрестились, и, как ни пытался Каскос держать руку вытянутой, он вынужденно сгибал ее, все ближе и ближе подпуская к себе неумолимого противника.

Алекс почувствовал, как привычная улыбка раздвигает ему губы – прощальная улыбка, которой он всегда провожал на тот свет своих убитых противников! – но вдруг что-то мелькнуло слева от Каскоса, и краем глаза Алекс увидел Кейта. Совершенно равнодушный к мельканию смертельного оружия перед своим лицом, Джеймс стоял, небрежно облокотясь одной рукой о колонну, а в другой крепко держал какой-то небольшой предмет. Поймав взгляд Алекса, он разжал пальцы и шаловливо помахал в воздухе маленьким розовым флаконом с золотой крышечкой.

Все дальнейшее случилось так стремительно, что даже слово «мгновенно» кажется слишком протяжным и неуклюжим для описания происходившего.

Алекс невольно отпрянул и прижал левую руку к груди. Пальцы скользнули по гладкому шелку… карман камзола был пуст!

Выронил? А Кейт подобрал?

В памяти вспыхнуло ощущение рук, сначала стиснувших Алекса мертвой хваткой, потом накрепко перехвативших его за локти… Это Кейт вытащил флакон, когда разнимал дерущихся! Но почему решил показать его Алексу именно теперь, в решающий момент схватки? Чтобы отвлечь его внимание? Но это значит… значит…

Правая рука Алекса дрогнула и на миг отстранилась от груди Каскоса.

В последнем, отчаянном усилии борьбы за жизнь Каскос резко выбросил шпагу вперед. Пышный манжет задрался, обнажив запястье. Острие, скользнув вверх по плечу Алекса, вонзилось в его горло – чуть левее подбородка, как раз там, где напряженно билась жилка.

Кровь брызнула так резко, что обагрила бы кисть руки Каскоса, однако она была надежна скрыта гардой, и всего лишь несколько капель крови попали на бледное запястье, поросшее черными густыми волосами и охваченное золотым чешуйчатым браслетом.

«Так вот кто убьет меня!» – подумал Алекс в странном, почти радостном порыве узнавания. И еще одна мысль промелькнула: «Надо сказать Даше…» А больше он ничего не успел ни подумать, ни сделать.

И уже никому ничего не сказал.

Январь 1730 года Из донесений герцога де Лириа архиепископу Амиде. Конфиденциально

«Ваше преосвященство, вот уже шестой день молодой русский царь болен, и хотя не знаем, чем, по лицам придворных, которые ему прислуживают, видно, что болезнь не пустая. Захворал же он всем известно когда – 6-го числа сего месяца, во время большого праздника и церемонии, называемой водосвятием, установленного в воспоминание крещения, принятого нашим Спасителем от святого Иоанна. В это время вовсю шла подготовка к свадьбе государя, назначенной на 19 января, после Крещения. Обычай требует, чтобы царь находился во главе войск, которые в этом случае выстраиваются на льду. Невеста тоже должна была показаться народу в этот день. Она ехала мимо моего дома, окруженная конвоем и такой пышной свитой, какую только можно себе представить. Она сидела совершенно одна в открытых санях, одетая так же, как в день своего обручения, а император, следуя обычаю страны, стоял позади ее саней.