Роковой аккорд

— Почему бы и нет? Вы столько времени уделяете детям — трогательно.

Голос Адам понизился до заговорщического шепота:

— Дети — подопытные кролики. На самом деле я готовлю мюзикл, но сперва прогоню его в школе. Музыкальная версия «Расцвета мисс Джин Броди»[30] в ритме джаза. Девчачья школа подходит как нельзя лучше.

Аккорды перешли в мелодию, пальцы Адама работали словно сами собой, легко, без усилий наигрывая песню, не мешая ему вести разговор со мной. Завораживающее зрелище… если б я вдруг не вспомнила фильм, в котором попавшему в аварию пианисту пришивают руки убийцы и его руки начинают душить людей, пианист бессилен удержать свои разбушевавшиеся конечности[31]. Я невольно сделала шаг назад.

Адам не заметил моей реакции.

— Я люблю детишек, и они меня любят, и вот оно…

— Оно — что? — переспросила я.

— Адам Кроули: попытка искупления. — Это прозвучало как название фильма, к которому его мелодия служила заставкой. Скорбная мелодия; мурашки побежали у меня по спине.

Как-то не так повернулся этот разговор, но умнее было отдаться течению.

— Вы нуждаетесь в искуплении? — с деланой наивностью переспросила я.

— Мне выдался великолепный шанс, а я слил. Отказался от возможности, ради которой и человека убить не грех.

Замечательный выбор слов. С трудом разлепив замерзшие губы, я уточнила:

— От чего же вы отказались?

— От первородства. Рассел все сделал, ковровую дорожку мне под ноги постелил. Оставалось пройти по ней и сесть на престол. Рок-звезда, династия продолжается… — Он с размаху ударил растопыренными пальцами по клавишам, взревел нестройный аккорд.

— Вы были так молоды.

— Прекрасное извинение. Могу предложить еще сотню. Послушаете?

— Вы вовсе не провалились.

— Я не преуспел. Чересчур тонкие дефиниции.

— Будет и второй альбом.

— Запросто. Потолкуйте об этом с моим братцем.

— Я бы предпочла поговорить о вашей матери. И о Грэе.

Пальцы Адама сорвались с клавиш, словно попав в горячее варево.

— Ах, Молли, Молли. Нам было так хорошо вместе. — Он поднялся из-за инструмента и начал подниматься по ступенькам на пустую сцену.

— Вы ладите с матерью? — Я не тронулась с места, перекрыв Адаму путь к отступлению.

— Я ее люблю. — Он стоял спиной ко мне, и голос его звучал невыразительно. — Все сыновья любят матерей, ведь так?

— Спросим Нормана Бейтса[32].

Он рассмеялся и повернулся ко мне, сжимая и разжимая пальцы, чтобы их согреть.

— Какое вам дело до наших отношений с матерью?

Хотелось бы разобраться, на что она пойдет ради сына, ответила я, но не вслух.

— Оливия с ней ссорится, Джордан тоже. Если у вас с Клэр все в порядке — уже хорошо, иначе выходит, что у этой женщины нет общего языка ни с кем из выросших на ее глазах детей.

Адам протянул руку, будто приглашая меня на танец. Я послушно поднялась по скрипучим ступенькам и встала рядом с ним, взяв его за руку. Адам легонько развернул меня лицом к построенному на сцене дому.

— Для моей матери это — все. Находиться на сцене. Перед битком набитым залом. Мой отец продержался недолго, я пришел и ушел, а обманутой себя чувствует Клэр. Она хотела продолжить династию, но Джордан слишком легкомыслен, а Оливия вообще ничего не смыслит в музыке — этого Клэр ей не простит.

— Какая же роль отводится в этом раскладе вам? — поднажала я.

— Мне отводится роль школьного учителя музыки. — Он легонько потянул меня за руку, и я, вспомнив недолгие свои уроки танцев, развернулась, как в котильоне, лицом к нему. Свободной рукой Адам обнял меня за талию и шепнул на ухо: — Пытаюсь спастись.

— От нее?

— От всех. От нее, от Грэя. От каждого, кто пытается запихнуть меня в студию и сделать из меня второго Мику.

— Вы не хотите стать похожим на своего отца?

Адам теснее прижал меня к себе, не пошевельнешься.

— Вы ладите со своим отцом?

— Я люблю папу. Он замечательный.

— Он журналист?

— Нет.

— Значит, любить вы его любите, но дорогу в жизни выбрали сами.

— Не обязательно во всем копировать того, кого любишь, — пробормотала я, слегка задыхаясь в медвежьих объятиях.

— Попробуйте объяснить это моей маме. — Адам резко прервал наш танец, и я чуть было не наступила ему на ногу. Отшагнув, я заглянула ему в лицо и содрогнулась: оно почернело от ярости. — Она требует, чтобы я любил отца, она требует, чтобы я во всем походил на него, а я не желаю!

Эмоции захлестывали его и ударной волной били в меня. Я еще чуть-чуть отодвинулась. Мне выпало редкое счастье — я обожала родителей, но не всем моим друзьям настолько повезло, и мне была знакома эта странная, вечно грызущая боль несложившихся семейных отношений. И тем труднее Адаму: отец, которого он не может любить, стал идолом миллионов людей во всем мире, а после трагической смерти и вовсе превратился в икону. Обожание поклонников давит на Адама, Клэр давит на Адама, все пытаются диктовать парню, каковы должны быть его чувства и к чему он должен стремиться в жизни… Хоть руки на себя наложи.

— Вы пытались ей объяснить? — мягко спросила я.