Роковой мужчина

Она надела белую, из тонкого хлопка, мужскую рубашку. Рубашка доставала ей ниже колен, но Розамунда решила, что сейчас не время привередничать. Есть сухая чистая одежда, только это и важно, а не то, что думает о ней Ричард Мэйтленд. Черные панталоны тоже выглядели на ней не лучшим образом. Они болтались на талии, собирались складками у самых стоп и чересчур откровенно обтягивали бедра. Розамунда была даже рада, что в этом захудалом домишке не оказалось зеркала, не то, увидев свое отражение, она непременно разбила бы зеркало, а ей несчастий и так хватает.

Примеряя сапоги Харпера, Розамунда размышляла уже о другом. Если Мэйтленд потрудился подобрать для нее одежду, может быть, он и вправду не станет ее убивать, а отпустит восвояси? Тогда ей остается лишь подождать, потерпеть, и…

Но можно ли верить Мэйтленду?

«Конечно же, нет», — решила Розамунда, наклонившись, чтобы подвернуть чересчур длинные штанины. Ноющий подбородок тотчас напомнил ей о недавнем, не слишком приятном происшествии.

Она потянулась за последней деталью своего нового наряда, синей шерстяной курткой, когда в комнату вошел Ричард. И окаменел, словно сраженный взглядом Медузы Горгоны. Черные панталоны так тесно облегали бедра девушки, соблазнительно подчеркнув ее длинные стройные ноги, что в голове у Ричарда помимо воли замелькали самые непристойные и обольстительные видения.

Розамунда тоже замерла, в основном потому, что у Мэйтленда был такой вид, словно его ударили ножом в спину. Девушка не удивилась бы, если б он сейчас рухнул ничком к ее ногам.

Вместо этого Мэйтленд нахмурился и раздраженно бросил:

— Неужели ты не можешь подобрать волосы? Или для этого тебе тоже нужна камеристка?

Розамунда и вправду не отказалась бы сейчас от услуг своей верной Нэн. Для чего еще, в конце концов, существуют камеристки? Опять же, если б Розамунда решила, что отныне будет одеваться и причесываться сама, то что тогда стало бы с бедняжкой Нэн? Как бы прокормила она свою престарелую мать, младших сестер и братьев? До чего же туп этот человек! Совершенно не понимает, как устроен мир.

Мэйтленд отошел к буфету, и Розамунда погрузила пальцы в свои густые спутанные волосы. Она всегда втайне гордилась копной шелковистых черных локонов, но сейчас они отсырели и слиплись, точно пакля, и Розамунда понятия не имела, что можно с ними сделать, разве что отбросить за спину.

И отчего это Мэйтленд так злится на нее?

Между тем он достал из буфета корзину для пикника и, поставив ее на стол, отвязал веревку с крышки корзины. Потом он шагнул к Розамунде, и она невольно вздрогнула.

— В жизни не встречал такой неумехи! — проворчал Мэйтленд. — Стой смирно!

Быстро и без особых церемоний он заплел спутанные волосы Розамунды в косу и перевязал ее веревкой. Покончив с этим делом, он указал на камин.

— Разведи огонь, а я займусь ужином.

Розамунда с сомнением покосилась на приготовленную растопку. Она никогда в жизни не разжигала камин, зато много раз видела, как это делают другие. Справлялись они, в общем-то, без труда. Розамунда перевела взгляд на каминную полку, там лежал трут. Прекрасно! Остается лишь добыть кресалом искру и поджечь трут. Затем она положит горящий трут под растопку — и готово.

— Ну же, пошевеливайся! Разведешь огонь, высушим твою одежду.

Опять этот наглый, повелительный тон! Розамунда никогда не позволяла себе так разговаривать со слугами, чтобы не задеть их чувства.

После нескольких неудачных попыток поджечь трут Розамунда исполнилась безмерного уважения к своим горничным. Как только они могут так легко справляться с этим почти невозможным делом?

Ричард Мэйтленд крепко взял ее за запястье и отобрал кресало и трут.

— Что за никчемное существо! — раздраженно бросил он. — Если б тебе пришлось самой о себе заботиться, ты бы замерзла прежде, чем умерла с голоду. Эти мне аристократки… — Он осекся, испустил долгий и обреченный вздох. — Вот, смотри, как это делается.

И Розамунда стала послушно смотреть, как Мэйтленд раз за разом безуспешно пытается высечь огнивом искру.

— Черт, — пробормотал он наконец, насупясь, — трут, должно быть, отсырел.

Розамунда рассмеялась бы ему в лицо, но ноющий от удара подбородок напомнил ей об осторожности. И потому она позволила себе лишь выразительно приподнять брови, так она обычно обращалась к провинившимся слугам.

— Как я вас понимаю! — невинным тоном заметила она. — Мне тоже недостает моих слуг. Поскорей бы вернулся Харпер!

* * *

Ужин доставил Розамунде неописуемое наслаждение. Правда, им так и не довелось ни погреться у камина, ни зажечь свечи — они так и не сумели запалить трут, — но дочь герцога Ромси это ничуть не огорчало. Она согревалась одним лишь взглядом на мрачное, как туча, лицо Мэйтленда.

Даже то, что он привязал ее за левую руку к стулу, не вызвало у Розамунды ни малейшего уныния. Подбородок у нее больше не болел. Хотя в комнате стоял промозглый холод, еда, оставленная друзьями Мэйтленда, оказалась отменной, ничем не хуже, чем на герцогской кухне, и с каждой минутой рассеивались страхи Розамунды.