Роковой мужчина

Меня это не интересовало. Мне все нравилось так, как было сейчас. Внезапно, заглянув в спальню, темную из-за закрытых ставен, я понял, где видел этот дом раньше. В «Гале». Да, в самом деле. Даже здесь я не мог спастись от нее.

Мы вышли наружу. Какой-то мужчина прогуливался по пляжу с немецкой овчаркой. Через пару недель этот пляж может стать моим владением.

– Вы знаете, что прекрасно подойдет к этому дому? – спросила женщина, словно прочтя мои мысли. – Акита.

– Что?

– Акита.

– Меня вполне устраивает мой «BMW». Женщина поглядела на меня так, как будто я слабоумный.

– Акита – это собака. Японская сторожевая собака.

– Не все сразу, – сказал я.

– Разумеется. Это и мой девиз. Тем не менее, если вы решите, что хотите завести акиту, то я знаю человека, который их разводит.

Я решил купить дом за шестьсот. Четыреста я выложу немедленно, а остальное буду отдавать постепенно. Банк уже согласился дать мне заем, не дожидаясь официального утверждения завещания Фелисити. Все это приводило меня в хорошее настроение. Я чувствовал себя почти свободным.

По пути назад в город по Тихоокеанскому приморскому шоссе я остановился у «Дона Бичкомбера». Я хотел отпраздновать покупку – в одиночку. Дело шло к вечеру. В ресторане почти никого не было. Я сидел у длинного окна, любуясь каменистым пляжем и грохочущим прибоем. В моем маленьком заливе прибоя не было. Я уже думал о нем как о своем заливе. Я смотрел на волны, набегающие на берег. Рядом со мной стоял, ожидая, официант-гаваец.

– Дайте мне безалкогольное май-тай и тарелку румаки.

Официант в цветистой рубашке проворчал что-то и скрылся в темном баре, где скопились, наблюдая за матчем, какие-то молчаливые пьяницы.

Волна за волной обрушивались на берег. Звук прибоя был громким, соблазнительным. За вздымающейся пеной виднелась ломаная цепочка серфингистов. Как в «Гавайях-50» в ту ночь после убийства Ларри Кэмпбелла. Я снова оказался в кровати с ней.

Раньше я никогда не вставлял спящей женщине. Странное ощущение, но не более странное, чем события, которые предшествовали ему. Она была сухой, но мягкой и теплой, как кукла в полный рост. Я полагаю, в таком виде воплощается мужская фантазия о превосходстве. Но я чувствовал совсем иное. Когда я шевелил ее конечности, размещал ее тело поудобнее, входил в нее, мне казалось, что я вставлял мертвой женщине. Это называется некрофилией.

Когда я занимался с ней любовью, она брыкалась и беспорядочно шевелилась. Ее мускулы слегка напрягались, прежде чем снова расслабиться. Я не пытался оживить ее. Я не делал с ней, спящей, ничего, чего бы не делал, когда она бодрствовала. В этом было что-то смутно-порнографическое. Во время оргазма я воображал, что убил ее, но только в своем воображении. Потом я перевернул ее и просто смотрел на ее тело. Никогда раньше я не думал, что женское тело так чудесно. Я целовал каждую его часть, начиная от подошв ног до подмышек. Я был Франкенштейном. Я создал чудовище.

– Мистер Эллиотт?

Я поднял голову. Официант-гаваец вернулся к моему столу.

– Да?

– Вас просят к телефону.

– Меня? – черт знает что!

– Можете подойти к телефону в баре.

Я последовал за его оранжево-малиновой рубашкой в темноту, удаляясь от волн, грохочущих под окном. Никто не мог знать, что я нахожусь здесь. Я и сам полчаса назад не знал, что зайду сюда. Я поднял трубку.

– Алло.

– Мистер Эллиотт! Вам не избежать расплаты! – голос мужчины был приглушен, как будто он обернул рот платком.

– Кто это?

– Скоро узнаете, – я едва слышал его голос за ревом толпы на стадионе в телевизоре.

– О чем вы говорите? Кто это?

Раздался щелчок. Голос исчез, но паника, которую он вызвал во мне, осталась и росла. Кто бы это мог быть? Как он узнал, что я здесь? Должно быть, что-то, связанное с Ларри Кэмпбеллом. Неужели кто-то видел и узнал меня в мотеле? Я задрожал.

Голос незнакомца звучал мелодраматично. В нем таилась угроза. Но какая угроза? Если он намеревался пойти в полицию, то он бы не позвонил мне. Должно быть, меня шантажируют. Гадство. Выбрось это из головы, – приказал я себе. Ты должен выбросить это из головы. Если это сказано всерьез, они позвонят снова. Итак, забудь об этом. Подумай о чем-нибудь другом. Об Урсуле, о доме на пляже. Я не знал, как она примет это известие, ведь оно означало, что скоро я буду жить в собственном доме. При ее нынешнем состоянии ума я боялся, что она подумает, будто я покидаю ее. В каком-то смысле так и было. Я не собирался просить ее жить со мной. Я скажу ей, что мы по-прежнему сможем постоянно видеться.

Когда я вошел в офис, Урсула сидела за столом. Она не подняла глаз. Я подумал, не угрожал ли ей кто-нибудь по телефону, как и мне. Но не такой был момент, чтобы спрашивать. Перед ней лежали фотографии дома на пляже и подробности покупки. Урсула встала и закрыла дверь в коридор.

– Почему ты не сказал мне? – ее голос был холодным и спокойным.

– Я собирался сказать тебе, когда приму окончательное решение.

– Ты уже принял это решение, Мэсон. Почему ты не честен со мной?

– Подожди минутку. Была ли ты честной со мной – насчет Артезии?

– Я хотела тебя. А теперь ты не хочешь меня.