Роковой оберег Марины Цветаевой

— Я что, сто раз вам буду кричать, чтобы шли ужинать? — проорала с кухни мать, и Вероника, все это время простоявшая в дверях гостиной, одна единственная двинулась на зов.

Отчим отправился укладывать орущего благим матом Юрика, а я поехала в бассейн, чтобы хоть на несколько минут погрузиться в живительную воду и смыть с себя весь негатив, накопившийся за день.

* * *

Я бороздила бассейн из конца в конец, касалась бортика, поворачивала обратно и снова плыла, но мысли мои были далеко. В какой момент жизни Марьяна превратилась в чудовище, которое не говорит, а рычит, ругает, наставляет и направляет всех на путь истинный, который известен только ей одной? Думаю, что характер мамы испортился, когда ее стихи перестали быть нужны. Лишившись слушателей, Марьяна утратила смысл жизни. Но, объективности ради, стоит заметить, что и тексты ее изменились. Марьяна считает, что растет и совершенствуется, оттачивает мастерство, но последние ее стихи потеряли линейность и внятность, стали рваными и путаными, так что парни, отказавшись от сумбурных маминых текстов, по своему правы. Только отчим продолжает превозносить поэзию Марьяны, уверяя, что она — лучшая. Но Марьянина страничка в Интернете говорит об обратном. На нее перестали заходить прежние поклонники, зато зачастили новые посетители, ругающие мамины стихи на чем свет стоит. Начитавшись злобных пасквилей, Марьяна звереет и бросается на домашних. Мне то хорошо, есть где укрыться, но каково Андрею? Да и Василию приходится несладко, не говоря уже о Юрике. Малыш остро чувствует настроение матери и реагирует на ее истерики бессонницей и ревом. Даже не знаю, как мы будем жить теперь, когда Марьяна из за своей минутной прихоти обрушила на нас никому не нужную правду и семья взглянула на Юрика другими глазами. Малыш то чем виноват? Василий прав в одном — теперь все будут показывать на нас пальцем и шептаться за нашими спинами, обсуждая моральный облик любимой жены полковника Шаховского.

Простояв под душем до тех пор, пока меня не стали выпроваживать прочь, закрывая бассейн, я вышла на морозную улицу и полной грудью вдохнула зимний воздух. Дышалось на удивление легко, заботы отошли куда то далеко, жизнь заиграла новыми красками. Портить дивный вечер семейными ссорами ужасно не хотелось, и я поехала в бывшую бабушкину квартиру, где ночевала накануне. Столкнувшись в парадном с соседкой тетей Ниной, я поздоровалась и под пристальным взглядом старушки скрылась в квартире. Раскинувшись на диване с чашкой горячего чая, прикрыла глаза и погрузилась в блаженное забытье. Если вам знакомо состояние, в котором пребываешь, вернувшись с зимней улицы в теплое помещение, то вы понимаете, о чем я говорю. Пронзительный звонок в дверь прервал сонную дремоту. Взглянув на часы, я отметила, что уже почти час ночи, и, удивившись, кто бы это мог быть так поздно, пошла открывать.

— Кто там? — спросила я сквозь запертую дверь.

— Открывай, сестренка! — пробасили на лестничной клетке. — Братишка пришел!

Визит Василия стал для меня полной неожиданностью, и я, смутившись, несколько минут простояла под дверью, не зная, как реагировать на его вторжение. Впустить и выслушать, зачем он явился? Или не открывать дверь, сказавшись нездоровой? Наконец я решила, что важного он мне ничего не скажет, а о неважном можно поговорить и завтра, и принялась урезонивать Шаха:

— Василий, иди домой. Если что то хочешь мне сказать, придешь завтра. Тогда и поговорим.

— Хватит ломаться, дешевка! — внятно произнес Василий, ударяя ногой в обитую дерматином дверь. — Столько лет недотрогу из себя строила! Девочкой паинькой прикидывалась! А сама такая же, как твоя мать! Шлюха подзаборная! Открывай, говорю!

В глазок было видно, что Василий безобразно пьян и еле держится на ногах. Стоит, покачиваясь и ухватившись руками за косяк.

— Убирайся, Шаховской, я вызову полицию! — пригрозила я, наблюдая, как парень борется с желанием присесть, а лучше прилечь.

Истратив последние силы на борьбу с самим собой, Шах медленно сполз руками по стенке и завалился на коврик. Я никогда не видела Василия орущим, потерявшим над собой контроль или, вот как сейчас, смертельно пьяным, и его странная выходка поставила меня в тупик. Стоя под дверью, я все ждала, когда же он поднимется, но Василий продолжал лежать на лестничной площадке. Оставить парня валяться так, значило унизить его отца, а Андрея я уважаю. Отчим не сделал мне ничего плохого, наоборот, относится ко мне как к равной и смотрит с немым сочувствием и пониманием всякий раз, когда Марьяна принимается меня бранить, ибо и сам нередко оказывается в моей шкуре. Поэтому я приоткрыла дверь и затащила сына полковника внутрь квартиры, уложив в тесной прихожей на коврик, на котором делаю зарядку. Василий заворочался, но не проснулся. И только я подумала, что все устроилось как нельзя лучше, как в дверь сначала позвонили, потом постучали, и встревоженный голос соседки прокричал:

— Женя! Жень, открой! У тебя все в порядке? Открывай! Я слышала шум! Я не уйду, пока ты не откроешь!