Парнишка встал и, постукивая костылями, заковылял по тропинке к монастырскому двору, а Кадфаэль последовал за ним, чуть поотстав, ибо хотел, не смущая Руна, понаблюдать за ним со стороны. Особых изменений к лучшему он пока не замечал. Стопа по-прежнему подворачивалась вовнутрь, а нога не доставала до земли. И все же монах надеялся, что в усохшие мышцы и сухожилия понемного возвражается жизнь. «Если бы он побыл у меня подольше, - подумал Кадфаэль, - я, пожалуй, сумел бы добиться некоторого улучшения. Но, увы, он вернется домой таким же, каким пришел. Через три дня праздник закончится и странноприимный дом опустеет. Сиаран и его неразлучный спутник направятся на северо-запад, в Уэльс, а госпожа Вивер со своими птенцами в Кэмпден. И пути Мелангель и Мэтью, которые при иных обстоятельствах могли бы составить прекрасную пару, разойдутся авсегда. То, что люди, собравшиеся отовсюду на церковный праздник, в конце концов расходятся по домам и возвращаются к повседневным делам, - в порядке вещей. Но разве так уж обязательно, чтобы все они уходили отсюда такими же, какими пришли? Неужто пребывание здесь ничего не изменит в их жизни?»
Глава 5
Брат Адам из Ридинга, которого поселили вместе с монахами аббатства, других паломников, остановившихся в странноприимном доме, видел только во время церковных служб или случайно - на улице. На сей раз вышло так, что, когда он ближе к вечеру вышел из сада вместе с братом Кадфаэлем, навстречу им на монастырском дворе попались Сиаран и Мэтью, направлявшиеся к розарию, - видно, молодые люди решили скоротать на солнышке часок-другой в ожидании вечерни. По двору сновало множество народу: монахи, служки и гости обители. Все спешили по своим делам, и скорбная фигура Сиарана и его медлительная, осторожная поступь невольно бросались в глаза.
– А этих двоих, - промолвил, остановившись, брат Адам, - я уже видел. Первую ночь после Ридинга я провел в Абингтоне - там же ночевали и они.
– В Абингтоне! - в тон ему задумчиво отозвался Кадфаэль. - Издалека же они идут - с самого юга. А на пути от Абингтона до Шрусбери ты их больше не встречал?
– Нет, да и как это могло случиться? Я-то ехал верхом, да к тому же и не прямым путем. Мне надо было завернуть в Леоминстер по поручению нашего аббата. Нет, до сегодняшнего дня эта парочка мне на глаза не попадалась. Но и ошибиться я не мог. Они люди приметные: раз увидишь - нипочем не забудешь.
– И какое впечатление ты составил о них, когда увидел в Абингтоне? - спросил Кадфаэль, не сводя глаз с неразлучных друзей, пока те не скрылись за деревьями. - Как тебе показалось: долгий ли путь проделали они от Абингтона? Слыхал наверное: Сиаран дал обет дойти босиком до Абердарона. По его ногам можно было сказать, давно ли он пустился в дорогу.
– Он уже тогда малость прихрамывал, и оба были покрыты дорожной пылью. Возможно, и для них это была первая остановка на ночь, но мне в это что-то не верится.
– Вчера, - промолвил Кадфаэль, - Сиаран заходил ко мне подлечить ноги, - и сегодня до вечера заглянет еще. Два-три дня отдыха, и он сможет продолжить путь. А путь - что ни говори - нешуточный: откуда-то с юга, из места, расположенного не менее чем в дневном переходе от Абингтона, до самого дальнего уголка Уэльса. Чудной обет, и, по моему разумению, парень, что принял его, погорячился. Ведь если рассудить: какая польза в том, чтобы добровольно подвергать себя мучениям, тогда как на свете полным-полно несчастных, с рождения обреченных на страдания и смиренно несущих свой крест.
– Многие по простоте душевной верят, что это зачтется им на небесах, - добродушно заметил брат Адам. - Возможно, этот малый не знает за собой особых добродетелей и надеется хоть таким способом оказаться среди избранных.
– Но он отнюдь не прост, - уверенно возразил Кадфаэль, - все, что угодно, только не это. Он заявил, что неизлечимо болен и собирается закончить свои дни в благословенном Абердароне, дабы его кости упокоились в священной земле Юнис Энсли. Всякий, в чьих жилах течет валлийская кровь, сочтет это стремление благородным. Но зачем истязать себя человеку, которому судьба и так нанесла тяжелый удар? Или он бросает дерзновенный вызов самой смерти? Коли так - понять это я могу, но одобрить - нет!
– Естественно, что ты такого не одобряешь, - с улыбкой промолвил брат Адам, ибо чувства Кадфаэля были близки его собственным, - ты ведь научен врачевать боль, а стало быть, видишь в ней врага. Для того мы и используем эти растения. - Он погладил висевшую на поясе кожаную суму.
Вместе с Кадфаэлем Адам занимался сортировкой семян нового урожая и получил в подарок два или три сорта трав, каких не было в его саду в Ридинге.
– Боль, - продолжил он, - это коварный дракон, с которым нам, словно паладинам, приходится неустанно вести бой.
Монахи не спеша прошли еще несколько ярдов, направляясь к каменным ступеням лестницы, ведущей к дверям странноприимного дома, с удовольствием обозревая царившую вокруг деловитую суету, но тут брат Адам неожиданно остановился и пристально вгляделся в толпу.