Роковой Обет

– Ему-то я и собираюсь поведать кое-какие свои грехи, - признался Кадфаэль, - хотя, может, я ошибаюсь и греха в тех делах никакого нет. Марк целых три года был моей правой рукой, я вложил в него частицу своей души, и он знает меня лучше, чем кто-либо другой. Ну если не считать тебя, - промолвил монах с лукавой невинностью во взоре, - Марку я открою всю правду - пусть судит. От него я готов принять любую епитимью. Ты, Хью, и сам умеешь судить по справедливости, но грехи отпускать не властен.

– Да и епитимью налагать тоже, - весело рассмеялся Хью, - может, так оно и лучше. Откройся-ка мне, старина: и душу облегчишь, и обойдешься без церковного покаяния.

Предложение молодого друга, как ни странно, показалось монаху вполне приемлемым и даже заманчивым.

– Ладно, - согласился он, - так и быть, но имей в виду - это история длинная, так что наберись терпения.

– Ну и рассказывай ее не спеша - мне ведь торопиться некуда. Все дела на сегодня я уже переделал, а терпения мне не занимать. Я не прочь послушать историю, которая наверняка окажется занятной. Да и у тебя еще полно времени до вечерни. К тому же, - Хью напустил на себя шутливую важность - впору священнику, - ты сделаешь благое дело, доверившись представителю мирской власти. А тайну твою я сумею сохранить не хуже любого исповедника.

– Будь по-твоему, - отвечал Кадфаэль, - только погоди чуток. У меня тут как раз винцо дозревает. Я его принесу, присядем на лавочке у стены, где солнышко посильнее, - тут я тебе все и расскажу. Здесь нам никто не помешает.

– Случилось все это примерно за год до того, как мы с тобой познакомились, - начал Кадфаэль, удобно привалясь спиной к нагретой солнцем шероховатой каменной стене. - В то пору в нашей обители не было святых мощей, и мы, понятное дело, малость завидовали Уэнлоку, потому как тамошние клюнийские братья разыскали останки основательницы своего монастыря - саксонской святой по имени Мильбурга - и раззвонили об этом на весь свет. Правда, потом и нам были явлены кое-какие знамения. Следуя им, мы отправили одного недужного брата в Уэльс, дабы он исцелился, омывшись водой из Свитого Колодца. Колодец этот сооружен на месте источника, забившего там, где эта дева, наша святая, в первый раз рассталась с жизнью. Саму-то ее тут же воскресил Святой Беуно, но источник остался, и возле него до сих пор творятся чудеса. Так вот, приор Роберт вбил себе в голову, что святая не прочь покинуть Гвитерин (селение, где она умерла во второй раз и была похоронена) и перебраться к нам - к вящей славе нашей обители. Он отправился в Гвитерин убеждать тамошних жителей расстаться с останками их святой, а среди сопровождавших его братьев был и я, поскольку знаю валлийский язык и мог пригодиться при переговорах.

– Все это я очень хорошо знаю, - сказал внимательно слушавший монаха Берингар, - да и как не знать - это ведь всякому известно.

– Верно! Но вот что было потом - об этом ты наверняка не слыхивал. В Гвитерине жил один знатный валлиец, который ни за что не соглашался позволить нам потревожить прах этой девы. Его не удавалось ни улестить, ни запугать, ни подкупить, и тогда, представляешь, Хью, - он был убит. И кем? Одним из нас, молодым монахом, что происходил из знатного рода и в мечтах своих примерял митру.

Мы раскрыли преступление: недостойный брат должен был ответить перед законом, но вышло так, что он поплатился жизнью за свое злодеяние. Дело в том, что уличить его сумела девушка, дочь убитого, а когда нечестивец понял, что разоблачен, он попытался убить и ее и пролил ее кровь. Возлюбленный девушки в гневе бросился на негодяя, да видно не рассчитал своих сил и, вместо того чтобы задержать убийцу, свернул ему шею.

– И много народу об этом знает? - поинтересовался Хью, его задумчивый взгляд остановился на освещенных солнцем розовых кустах.

– Когда все это случилось, поблизости не было никого, кроме влюбленной пары, мертвого злодея и меня самого. Ну и, конечно, Святой Уинифред. Незадолго до того мы извлекли ее из могилы и поместили в ту самую раку, которую ты, как и все в округе, прекрасно знаешь. Она была там, и уж ей-то все известно. Хью, дружище, именно я раскопал ее останки, собственными руками очистил их от земли и поднял на поверхность, но Богом тебе клянусь: с первой же минуты я почувствовал - она желает, чтобы ее оставили в покое. Она лежала на крохотном, запущенном кладбище, тихом и неприметном. Там уже давно не хоронили, и скромные могильные холмики поросли травой и луговыми цветами. Валлийская земля! А ведь блаженная дева, как и я, была валлийкой. Она принадлежала к старинной кельтской церкви, так что же могло привлечь ее в далеком английском графстве? И кроме того, я должен был позаботиться о той парочке. Сам посуди: кто поверил бы им или мне, когда бы против нас выступила сама церковь. А клирики, сам знаешь, сплотились бы для того, чтобы замять скандал, и бедному юноше, повинному лишь в том, что выступил в защиту своей милой, пришлось бы туго. Вот я и принял свои меры предосторожности.

Хью ухмыльнулся: