Роковой Обет

Монах пребывал в благодушном настроении, да и было с чего. Пусть чудом, но все завершилось наилучшим образом, Главное, удалось предотвратить кровопролитие. Теперь Оливье последует за Люком, мягко и ненавязчиво заговорит с ним, хотя тот, возможно, попытается уклониться от беседы, и постарается вернуть молодого человека к жизни. Мщение слишком долго было единственной целью Люка, и сейчас, когда место справедливого гнева заняла гнетущая пустота, дальнейшее существование, возможно, представляется ему тягостным и бессмысленным. Ведь он даже не задумывался о том, что ждет его в будущем, после того как возмездие осуществится, потому и пожертвовал обители все деньги, до последней монеты. Но ведь Люк молод, и впереди у него долгая жизнь, которая вполне может быть счастливой, надо только поверить в это. У парня наверняка полегчает на сердце, когда он узнает, что Джулиана Боссар не сомневается в его невиновности и ждет его возвращения. Ну а как только Люк опомнится и придет в себя, Оливье непременно вернется с ним в аббатство. Ведь Оливье обещал, что не уедет из Шрусбери, пока не посидит и не потолкует неспешно с ним, Кадфаэлем, а на обещание Оливье монах полагался твердо. Что же касается Сиарана…

Уже сев на коня, Кадфаэль оглянулся и бросил последний взгляд на разоблаченного убийцу. Тот так и стоял под деревом на коленях. Лицо его было обращено вслед отъезжавшим, но глаза закрыты, а руки судорожно сцеплены на груди. Возможно, он молился, а может быть, просто ощущал каждой частицей своей плоти заново обретенную жизнь.

«Как только мы уедем, - подумал брат Кадфаэль, - он свалится и заснет на месте. Ни на что другое бедняга не способен, потому как пережитое явно свыше его сил. Он уснет, и сон его будет подобен смерти, но зато пробуждение станет, возможно, пробуждением к новой жизни».

Отряд медленно потянулся к дороге, разбойники со связанными руками семенили за всадниками. Факельщики покинули прогалину, и она погрузилась во тьму. Скоро коленопреклоненная фигура Сиарана пропала из виду, как будто была поглощена тенью огромного бука. Хью и монах, выехав на тропу, повернули к дому.

– Знаешь, Хью, - позевывая, проворчал Кадфаэль, - похоже, я становлюсь совсем старым. Ты и представить себе не можешь, как меня тянет на боковую.

Глава 15

Когда Кадфаэль и Хью въехали через монастырские ворота на залитый лунным светом большой двор аббатства, из церкви уже доносились звуки полуночной службы. По дороге они не торопили коней и почти не разговаривали, довольные и тем, что просто едут рядом после удачно завершенного дела, как бывало и прежде. Стражники, охранявшие схваченных разбойников, поотстали - ведь пленники шли пешком, - но не приходилось сомневаться в том, что еще до исхода ночи Симон Поер и его приятели окажутся в подземелье Шрусберийского замка.

– Я подожду окончания службы, - промолвил Хью, соскакивая с седла возле сторожки. - Отец аббат наверняка захочет узнать, как у нас дела. Правда, я надеюсь, что он не заставит нас прямо сейчас, ночью, выкладывать все подробности.

– Коли ты остаешься здесь, пойдем-ка со мной в конюшню. Я хочу проследить, чтобы этого доброго скакуна поставили в стойло и задали ему овса. Меня всегда учили сначала заботиться о коне, а потом уж о себе, и эта привычка осталась на всю жизнь.

Над конюшенным двором ярко светила луна, и друзья вполне могли обойтись без факелов и фонарей. Ночь была тихая, безветренная, и возле конюшни был отчетливо слышен каждый звук церковной службы. Кадфаэль сам расседлал своего коня и позаботился о том, чтобы разгоряченное животное поставили в стойло и накрыли легкой попоной - вдруг ночь выдастся прохладной. В последние годы монаху не часто случалось ухаживать за конями, и, выполняя этот обряд, он невольно вспомнил былое: лошадей, на которых ему случалось скакать, дальние дороги и битвы, далеко не всегда заканчивавшиеся так счастливо, как сегодняшняя маленькая, но отчаянная стычка.

Хью стоял, склонив голову набок, и прислушивался к церковному пению. Неожиданно он увидел на освещенной лунным светом земле стройную тень и обернулся. В воротах конюшенного двора, не решаясь войти, стояла Мелангель.

– Дитя, - участливо промолвил Кадфаэль, - что ты здесь делаешь в такой час? Почему не спишь?

– Разве я могу заснуть? - отвечала девушка. - Никто и не заметил, что я ушла. Все давно спят.

Мелангель держалась просто и говорила ровным, спокойным голосом, будто это не она совсем недавно заливалась слезами в сарайчике Кадфаэля и сетовала на судьбу. Сейчас ее тяжелые косы были аккуратно уложены вокруг головы, а лицо выглядело сосредоточенным и собранным.

– Вы нашли его? - спросила она.

Когда монах с ней расстался, Мелангель была почти ребенком, а сейчас он видел перед собой взрослую женщину.

– Да, - отвечал Кадфаэль, - мы нашли их обоих. Ни с тем ни с другим не случилось ничего дурного. Эти двое расстались навсегда. Сиаран пошел своим путем - и пошел один.

– А Мэтью, - допытывалась Мелангель, - что с ним?

– С ним все хорошо, он встретил доброго друга. Мы их опередили, но они обязательно придут сюда.