Роковой перекрёсток

— Я предпочел бы сохранить все в тайне, но в данной ситуации вынужден рассказать вам правду, — сказал он, останавливаясь перед Виктором. — Айрис — моя дочь.

— Я догадывался. А она об этом знает?

— Не знала… до недавнего времени. Айрис было четыре годика, когда умерла ее мать… Это была замужняя женщина… Я не хотел, чтобы девочки коснулись отголоски скандала.

— Но почему вы никогда мне об этом не говорили?

— Лягушка в болоте и слыхом не слыхивала об океане, но ее это не печалит.

— Прошу вас, Кэндзи, избавьте меня от ваших восточных пословиц, скажите прямо.

— Когда ваша матушка поручила вас моим заботам, вы были замкнутым, впечатлительным и эгоистичным юношей. С какой стати мне было делиться с вами моими проблемами?

— Да, но ведь с тех пор я повзрослел. Ох, Кэндзи, вы хоть представляете, к чему могли привести эти игры в прятки? Какое-то время я считал, что Айрис — ваша любовница.

Кэндзи облизал губы.

— Вы с ума сошли, она же еще совсем ребенок! Вы что, следили за мной?

— Нет, конечно! Но конспиратор из вас никудышный. Помните пословицу: шило в мешке не утаишь?

— Избавьте меня от ваших западных нравоучений и поклянитесь, что не расскажете об Айрис никому, даже Таша.

— Даю слово.

Кэндзи надел сюртук и шляпу, взял трость и вышел.

— Представляешь, Таша, — Виктор заговорщически подмигнул бюсту Мольера, — эта девочка — его любовница. Мне просто необходимо переехать, я чувствую себя там третьим лишним.

— Что?! Шестнадцатилетняя девочка? — возмутилась Таша. — Вот все вы, мужчины, такие, ни одной юбки пропустить не можете!

— Нет, не все! Тебе, например, достался редкий экземпляр.

Виктор попытался обнять Таша, и она сделала вид, что сопротивляется.

— А я думаю, что ты не исключение, — проворковала она. — У тебя одна официальная любовница и десяток интрижек на стороне.

— Любовь моя, нашу с тобой связь лишь с очень большой натяжкой можно назвать официальной. Мы все время встречаемся на бегу, иногда мне даже кажется, что ветер в ушах свистит. Так ведь и простудиться недолго, а? Как считаешь?

— Ну, если тебе так приспичило погреться у печки, перестань метаться между улицами Сен-Пер и Фонтен.

— Ты серьезно? Ты правда хочешь, чтоб мы жили вместе?

Она красноречивым жестом обвела мастерскую, где царил жуткий беспорядок.

— Ты такой аккуратный, а у меня тут все вверх дном. Ты сам-то уверен, что хочешь здесь жить? Мы же начнем придираться друг к другу по пустякам. Я терпеть не могу готовить и совершенно не умею вести хозяйство. По-настоящему я люблю только живопись.

— А меня?

— Тебя я обожаю, но ты слишком ревнив. А мне необходимо видеться с художниками, общаться с ними, сравнивать наши работы…

— Кажется, я нашел выход. Если мы переедем в квартиру попросторнее, у каждого будет своя территория: я смогу заниматься фотографией, а ты — спокойно творить. А еще составим график свиданий. Например, по субботам с семнадцати до девятнадцати. Как тебе идея?

— Да что ты несешь?!

— Я снял для нас помещение парикмахерской вместе с квартирой.

— Ты…

— Закрой рот, милая, а то ты становишься похожа на рыбу.

* * *

Человек в сером пальто сделал большой глоток рома, вытер губы тыльной стороной ладони и убрал флягу в карман, но ему тут же захотелось выпить еще. Пройдя через ржавые ворота на территорию Ботанического сада, он миновал клумбы с хризантемами и пошел вверх по извилистым дорожкам альпийской горки. Дойдя до вершины, задержал взгляд на высоком куполе Пантеона и уселся на скамье, что окольцовывала ствол старого ливанского кедра. Бюффон посадил здесь это дерево сто пятьдесят с лишним лет тому назад, оно видело монархию и Революцию, Реставрацию, периоды империи и республики. Миллионы людей истребляли друг друга во имя идей, которые ушли в небытие, а дерево продолжало расти. «Я тоже многое пережил», — думал человек в сером пальто. Став убийцей, он, как никогда раньше, начал ценить собственную жизнь и решил приложить все усилия, чтобы уйти от правосудия.

Ворона в поисках объедков вытаскивала из урны промасленную бумагу от бутербродов. Человек в сером пальто улыбнулся: «А дворник будет ругать посетителей, мол, намусорили… Что ж, такова жизнь — одни бьют посуду, другие за это платят». Он достал из жилетного кармана часы: половина четвертого. Пора проверить, придерживается ли своего расписания старик, за которым он следил уже неделю.

Смотрителя зверинца он нашел в вольере с оленями: сменив подстилку из сена, тот гладил олененка. Человек в сером пальто давно изучил лицо старика во всех подробностях, от пышных, похожих на моржовые, усов до последней морщинки. Всю жизнь приглядывая за животными, смотритель и сам стал похож на своих питомцев: такой же апатичный, диковатый и необщительный. Изо дня в день он ходил по одной и той же аллее: мимо антилоп и зубров — к вольерам с птицами, а там, как правило, останавливался посмотреть, как художники-любители рисуют с натуры хищных грифов или величественных марабу.