Вот он, диавол в царском обличье, беглый монах-расстрига Гришка Отрепьев, холоп из холопов, который при помощи польских сабель и колдовского ухищрения уселся на царский трон и стал править на Москве! Всех одурачил, опутал своими чарами – и польского короля, и русских бояр, и народ, и мать убиенного в Угличе царевича Дмитрия, коим назвался. «Неведомо каким вражьим наветом прельстил царицу и сказал ей воровство свое. И она ему дала крест злат с мощьми и камением драгим сына своего, благовернаго царевича».
Инокиня Марфа – бывшая царица Мария Нагая – прилюдно признала шельму своим родным сыном! «Новый царь» въехал в столицу верхом, в раззолоченной одежде. Самозванца сопровождали польские всадники, бояре и окольничие
[9]. По обеим сторонам дороги толпились москвичи – приветственные крики заглушали перезвон колоколов.Ксении казалось, она вот-вот проснется, и рассеется жуткий сон – исчезнет приземистый уродец, которого с хоругвями и святыми образами ожидали в Кремле архиереи… Но уродец беспрепятственно помолился в Кремлевских соборах, а после лил притворные слезы на гробу «отца своего» – Иоанна Грозного.
Видать, Гришка заключил договор с нечистым, и тот посадил его на царство Московское. Не иначе, как в бесовском тумане присягали воеводы расстриге, сдавали ему города и крепости, а крестьяне и посадские люди встречали его хлебом-солью.
Ксению заперли в доме князя Рубец-Мосальского, приказали ждать, пока потребует ее к себе «государь»…
– Гляди, не вздумай перечить царю! – строго предупредил ее князь. – Он тебя помиловал, ты ему должна ноги целовать! А станешь противиться, он разгневается, еще убьет тебя ненароком. Силища у него, ух! Не гляди, что мал. Подковы гнет шутки ради!
С улицы доносились крики, шум, стук копыт и выстрелы. Пахло пылью и пороховой гарью. Пьяные шляхтичи бесчинствовали в столице, волокли к себе на потеху молодых женщин и девушек, грабили богатые дома. Панские гайдуки стреляли в воздух, громили лавки и винные погреба…
Ксения помнила, как обмерла, увидев Дмитрия вблизи. Низкого роста, неуклюжий, с непомерно широкими плечами и короткой «бычьей» шеей, он был безобразен. Одна рука длиннее другой, волосы рыжие, лицо противное, с большими бородавками на лбу и щеке. «Царь» поднял на Ксению бесцветные водянистые глаза, облизнулся…
Рубец-Мосальский, который привел ее в покои самозванца, поспешил удалиться.
– Иди сюда… – промолвил Дмитрий. – М-ммм! И правда, хороша! Не врали людишки…