Роковой поцелуй

– Господи боже, что еще ты намерен выкинуть? – воскликнула Джудит. – А если кто-нибудь сейчас выедет из-за поворота? Прошу тебя, передай мне вожжи!

Но было уже поздно. Перегрин развернул двуколку поперек дороги и, отвлекшись на сестру, мог запросто опрокинуть их в канаву. Джудит, услыхав приближающийся топот копыт, потянулась к вожжам.

Из-за поворота с головокружительной скоростью вылетела карета, запряженная четверкой лошадей. Она стремительно приближалась; еще миг – и карета врежется в них. Казалось, избежать столкновения было уже невозможно. Перегрин, ругаясь сквозь зубы, попытался развернуть лошадь; Джудит же затаила дыхание и поняла, что не может пошевелиться. Перед глазами возникло кошмарное зрелище великолепной четверки гнедых, в грохоте копыт летящих прямо на нее, и чьей-то управляющей ими прямой фигуры в пальто с пышной пелериной. Еще миг – и они пронеслись мимо. Каким-то чудом гнедые отвернули в сторону; крыло коляски лишь краем зацепило колеса двуколки, и четверка резко остановилась.

Испуг от удара, который, по правде говоря, оказался не более чем скользящей царапиной, заставил фермерскую кобылку понести, а в следующее мгновение колесо двуколки угодило в неглубокую канаву, так что мисс Тавернер едва не вылетела со своего места.

Она выпрямилась, понимая, что шляпка ее сбилась набок и сама она пребывает в крайне растрепанных чувствах, и вдруг заметила – джентльмен в открытой коляске сохраняет великолепное спокойствие, легко и невозмутимо удерживая своих лошадей. Мисс Тавернер повернулась к нему, и в этот момент он заговорил, обращаясь не к ней, а к коротышке – ливрейному груму, сидевшему позади него.

– Убери их с дороги, Генри, да поживее, – сказал джентльмен.

Мисс Тавернер могла бы простить ему возмущение, упреки, даже ругательства. Искушение было велико; ее саму так и подмывало надрать Перегрину уши. Но спокойное безразличие незнакомца уязвило ее до глубины души, и гнев девушки тут же, вопреки здравому смыслу, обратился на него. Манеры и поведение джентльмена пробудили в ней глубокое отвращение. С самого первого взгляда на него она поняла: он ей отвратителен. А теперь, когда мисс Тавернер представилась возможность рассмотреть его внимательнее, девушка убедилась, что антипатия ее лишь усилилась.

Он был воплощением изысканного денди. Касторовая[6] шляпа ловко сидела на его черных кудрях, искусно приведенных в некое подобие беспорядка; шейный платок из накрахмаленного муслина поддерживал подбородок каскадом безупречных складок; пальто из тускло-коричневой шерстяной ткани украшали никак не менее пятнадцати воротников-пелерин и двойной ряд серебряных пуговиц. Мисс Тавернер вынуждена была признать – он чрезвычайно привлекателен, но при этом без труда убедила себя: весь его вид вызывает в ней отвращение и даже презрение. На лице его читалось большое самомнение, а глаза, иронично разглядывающие девушку из-под устало полуопущенных век, оказались самыми холодными, какие ей когда-либо доводилось видеть. На ее вкус, нос у него был чересчур прямой. Рот имел правильную форму, но губы показались ей слишком тонкими, и она даже решила, что они кривятся в злорадной усмешке.

Но хуже всего была утонченная томность незнакомца. Казалось, его не интересует ничто на свете, включая и то, что всего мгновение назад он ловко избежал несчастного случая, не говоря уже о плачевном положении, в которое попала двуколка. С лошадьми он обращался превосходно; похоже, в руках, элегантно прикрытых кожаными перчатками, с показной небрежностью державших вожжи, таилась неожиданная сила. Но, ради всего святого, для чего ему понадобилось напускать на себя этот вызывающий щегольской вид?

Когда ливрейный грум проворно спрыгнул на дорогу, раздражение мисс Тавернер вылилось в короткую и разгневанную речь:

– Мы не нуждаемся в вашей помощи! Прошу вас, поезжайте дальше, сэр!

По ней скользнул взгляд холодных глаз. Их выражение вновь заставило ее особенно остро ощутить все убожество двуколки, собственного платья деревенского покроя и той общей картины, которую они должны были являть с Перегрином.

– Я бы с радостью поехал дальше, моя красавица, – произнес джентльмен в коляске, – но эта ваша неуправляемая кобыла, как вы могли бы заметить и сами, загораживает мне дорогу.

Мисс Тавернер совсем не привыкла, чтобы к ней обращались подобным образом, поэтому ее настроение отнюдь не улучшилось. Фермерская лошадь, испуганно пытающаяся вытащить двуколку из канавы, действительно билась в постромках прямо посреди дороги, но, если бы Перегрин, вместо того чтобы хлестать ее по крупу, подошел к ней спереди и взял под уздцы, все было бы в порядке. Тем временем грум, остролицый и внешне ничем не примечательный коротышка неопределенного возраста, обряженный в изящную желто-голубую ливрею, приготовился взять дело в собственные руки. Мисс Тавернер, будучи не в силах и далее выносить унижение, вспылила:

– Сэр, я уже сообщила вам, что мы не нуждаемся в вашей помощи! Слезай, Перри! И передай мне вожжи!