Элис вынула пять шиллингов и положила их на ладонь в перчатке. Глаза извозчика блеснули, он поспешно – пока богатая дама не передумала – схватил монеты и засунул их в верхний карман своей грязной шерстяной куртки.
– Оперный театр, отлично, миледи! – Слава Богу, он отвернулся от нее, теперь и вздохнуть можно свободно. Лошади дернули, экипаж начал сворачивать со Стрэнда, направляясь к Друри-Лейну, этому кварталу богемы.
Элис попыталась взять себя в руки и успокоиться – но тщетно. Все ее существо тряслось и кричало – бурная тряска экипажа и громкий стук его железных колес были лишь слабой имитацией того, что творилось у нее в душе. Она отправилась к Беатрисе просто потому, что больше было некуда, не уверенная, что вообще вернется обратно в дом Данкена. У нее была слабая надежда, что бывшая наставница ее как-то утешит, подскажет что-то, что могло бы ей помочь пережить нынешние невзгоды.
Странно, что Данкен, при всей его необузданной ярости, все-таки не уволил ее.
Пусть бы он уж это сделал – тогда, по крайней мере, он освободил бы ее от необходимости самой принимать решение. Она была совсем не уверена, что сможет продолжать свою игру: все эти накрахмаленные данкеновские понятия о правилах поведения были ей невыносимы!
– Вы должны помнить, кто вы такая! – орал он на нее, заложив пальцы за жилетку. При этом он расхаживал по библиотеке вперед-назад, как школьный учитель, раздумывающий – распорядиться принести розги или нет. – Вы должны знать свое место и должны строго подчиняться предписанным вам правилам! Вы находитесь у меня в услужении.
В услужении! Доходов от Брайархерста было бы вполне достаточно, чтобы ей пять раз нанять самого Данкена к себе в услужение! Она слышала, что его дед женился не на ровне – на дочери какого-то лавочника – так, по крайней мере, это выглядело со слов миссис Спунер. И человек такого сомнительного происхождения осмеливается демонстрировать ей свое сословное превосходство! Элис гневно стукнула каблучком по днищу экипажа, так что возница принял это за сигнал остановиться.
– Поезжай! – преувеличенно громко крикнула она – ярость еще не утихла.
Она поправила шляпку, и, подперев подбородок кулачком в перчатке, предалась созерцанию проплывавших мимо нее городских пейзажей. Дорога от Сент-Джеймса до Хаундсдитча была полна контрастов: богатство и нищета соседствовали друг с другом.
Вот – кварталы аккуратных особнячков, где живут зажиточные горожане, отгородившиеся толстыми кирпичными стенами от суеты и толкотни большого города; вот – темные прокопченные дымом кварталы, где живет беднота, с частоколом печных труб, дымок от которых символизирует тщету усилий их обитателей поддерживать достойное существование, а вот – сплошные ряды лавок, где можно купить все – от постельного белья до пучка редиски. Блеск и нищета Лондона.
Виды города – ослепляли, а его звуки – оглушали, – даже сквозь стекло ее кеба. Крики нищих, тирольские рулады молочниц, голоса уличных певцов, стоявших на перекрестках со шляпами для сбора монет в ногах. И поверх всего – густая пелена дымного тумана – как на похоронах, при отпевании. Все настраивало на меланхолический лад – что вполне соответствовало настроению Элис.
Вся дорога – несколько миль – заняла менее получаса, хотя такая быстрота объяснялась отнюдь не желанием возницы сделать приятное щедрой пассажирке, а скорее жадностью: чем быстрее он от нее отделается, тем больше будет шансов, подхватить нового клиента.
– Мы приехали, миледи.
Элис помедлила, думая, что возница слезет и откроет ей дверь, но, так и не дождавшись, сделала это сама. Очутившись на земле, она осведомилась, не собирается ли он дать ей сдачу. Беззубый возница энергично покачал головой: «Дудки!» – и Элис поняла, как глупо было давать ему деньги вперед.
От той суммы, которую Хэдли дал ей с собой на дорожные расходы, оставалось меньше половины, но Элис напомнила себе, что у нее еще есть жалованье. Приучиться жить по средствам – это, в конце концов, тоже одно из условий игры, которые она должна соблюдать; если, конечно, она сочтет необходимым эту игру продолжать.
Хаундсдитч находился далеко от аристократического квартала, в котором был расположен дом Данкена. Ничто не защищало здесь обитателей от шума большой проезжей улицы, и не только от шума, но, увы, и от запаха – запаха, исходившего от куч неубранных отбросов. Правда, когда Элис бросила взгляд на выстроившуюся вдоль улицы вереницу жилых строений, впечатление оказалось более благоприятным. Дома были расположены вплотную друг к другу, но выглядели довольно ухоженными; можно было предположить, что в них живут вполне почтенные люди.
Элис вновь изучила кусок бумажки, на котором она записала адрес Беатрисы; дом был в полуквартале отсюда; вот и он; она осторожно подергала за веревку звонка; входная дверь была в царапинах, с облезшей краской. Сперва не было никакого ответа; Элис даже забеспокоилась: а вдруг Беатрисы нет дома? Но на второй звонок она услышала знакомый голос из дома:
– Кто там?
– Беатриса! Это я, Элис.