Роковой поцелуй

Господи! Даже если бы она переменила тысячу мест в качестве гувернантки, и то ей, наверное, вряд ли встретился бы такой сквалыга и сухарь: бросает ей крошки со стола и считает, что он ее благодетельствует! Однако она не может сейчас покинуть этого своего убежища, напомнила сама себе Элис, а значит, надо терпеть.

— Я забылась. Я перенервничала.

— Ну ладно. Вы, так же как и другие слуги, сможете потом доесть то, что останется от ужина. Но я вас предупреждаю: не рассчитывайте на то, что останетесь на балу после того, как Лайли отправится спать. Вам платят за ваши услуги, а не за честь находиться в вашем обществе. Я был бы крайне недоволен, если бы обнаружил свою гувернантку среди своих гостей. Я изъясняюсь достаточно ясно?

— Да, ясно, как стук в дверь.

— Тогда можете идти.

Элис бросилась в свою комнатушку. Там было тесно и душно, но, по крайней мере, не нужно было сдерживаться. Она устало опустилась на жесткую кровать и с тоской поглядела на кусочек неба в узком проеме окна. С жалобным стоном пронеслась чайка. С каким удовольствием она поменяла бы свое существование, туго стиснутое обручами судьбы, на ее свободный полет!

Что он о себе воображает, этот виконт Данкен Грэнвилл! Его насыщенный титул раздражал Элисон не меньше, чем личность его носителя. Ее отец, эрл Биркхэм, был на иерархической лестнице на ступень выше, и Элис ничего больше так не желала, как однажды потребовать от Данкена, чтобы он к ней обратился должным образом, — и услышать, как с его язвительных уст слетит полное уважения «леди Элисон Уилхэвен».

Если бы он только знал, кто она такая на самом деле, он бы не посмел так себя вести с ней. Но этот сноб не только по отношению к ней себе такое позволяет. Дженни досталось не меньше. За что? Почему она безропотно сносит оскорбления со стороны Данкена? Только привычка? Эти люди находятся в зависимости, они как побитые собаки, покорность — их вечный удел.

Будучи дочерью богатого эрла, Элис имела с десяток слуг, и сейчас она вдруг подумала: а не проявляла ли она такого же высокомерия к ним? Она, конечно, не очень задумывалась над тем, как ее поведение выглядело со стороны; во всяком случае эмоции слуг ее не волновали. Она вспоминала, как порой отпускала нелестные замечания по поводу кулинарного искусства их повара, как она однажды выругала конюха за недостаточное, как ей показалось, внимание к ее жеребцу. Краска стыда залила ей лицо. Разве это не похоже на то, как Данкен третировал Дженни? Наверняка, она ведь просто придиралась!

«Посторонись, дорогу!» — голос с улицы неожиданно привлек внимание Элис. Она подошла к окну. Лакей‑скороход, совсем молоденький, почти бегом расчищал дорогу роскошному экипажу.

Белые чулки юноши были забрызганы грязью, со лба стекали струйки пота, волосы слиплись. Это был даже не парадный выезд. Наверняка какой‑то высокородный прощелыга направлялся куда‑то на раут, чтобы провести вечер за карточным столом или игрой в кости.

Вот он — подлинный символ неравенства и привилегий! Элис поклялась себе: когда она восстановит свои права и свое положение, она никогда не позволит себе такой тщеславной надменности, как у Данкена Грэнвилла. Но прежде всего надо вернуть то, что было потеряно. Иначе она долго не выдержит…

6

— Передай своему хозяину, что его ожидает графиня Биркхэм, — Роберта даже не удостоила взглядом дворецкого, к которому обращалась; глаза ее были заняты другим: она буквально пожирала ими богатый интерьер лондонской резиденции Кейрона Чатэма.

Массивная хрустальная люстра бросала яркий, дробящийся свет на лепной потолок и паркетный пол; вдоль стен стояли мраморные вазы с цветами, от которых по всему помещению распространялся густой, медовый аромат.

Роберта прошла в следующую залу, предназначенную для посетителей. Богатая французская мебель, восточные ковры — странно, зачем этому лорду понадобился какой‑то жалкий клочок земли в Брайархерсте?

Конечно, там плодородные земли, которые могут дать приличную ренту. Но ведь человек его положения мог бы скупить сразу несколько имений, что ему эти жалкие пятьдесят акров? Может быть, он передумает? Исчезновение падчерицы существенно поправило денежные дела Роберты, так какой же смысл ей теперь дробить поместье?

Роберта продолжала осматривать убранство помещения: позолоченные стены и ковры под цвет, нагретые послеполуденным солнечным светом, а вот старинные флорентийские часы, с их мягким тиканьем… Роскошно обставленная комната говорила о покое и благополучии, и гостья расслабленно опустилась на шелковые подушки софы.

— Рад вас видеть, мадам. — Кейрон, незамеченный, уже какое‑то время молча наблюдая за ней. Она не изменилась: даже пышные кружева и свежезавитые локоны не красили ее хищного неприятного лица; портил его не столько возраст, сколько порок.