Роковой рейд полярной «Зебры»

Свенсон подошел к пульту и стал следить за показаниями глубомера. Потом он спросил:

— Сколько осталось пресной воды?

— Процентов тридцать, — последовал ответ.

— Прекратить продувку цистерны с пресной водой! — приказал капитан. — Сбавить обороты на треть!

— Продолжаем подниматься. Продолжаем подниматься.

Свенсон достал из кармана шелковый носовой платок, вытер лицо и шею и, как бы ни к кому не обращаясь, проговорил:

— Да уж, пришлось поволноваться. И еще как!

Протянув руку к телефону, он снял трубку — и я услышал, как по всему кораблю разнесся его громкий, раскатистый голос:

— Говорит капитан. Все в порядке, ребята, можете перевести дух. Ситуация под контролем, мы потихоньку всплываем. Если вас интересует, мы погрузились на триста футов ниже, чем любая другая подводная лодка, а это — мировой рекорд!

Я вдруг почувствовал себя так, будто чудом выбрался из-под гигантского катка. Впрочем, такое ощущение, честно признаться, было не только у меня одного. Вслед за тем кто-то из офицеров сказал:

— Ни разу в жизни не курил, а сейчас закурю. Дайте-ка кто-нибудь сигарету.

Тут тишину нарушил Хансен:

— Знаете, что я сделаю, когда вернемся в Штаты?

— Да, — ответил Свенсон, — соберешь свои сбережения, все до последнего цента, двинешь в «Гротон» и закатишь грандиозную попойку в честь тех, кто отгрохал этот корабль. Но ты опоздал, лейтенант. Я подумал об этом первый, — капитан на мгновение прервался и вдруг спросил: — А что у тебя с рукой?

Хансен поднял левую руку и долго, с удивлением разглядывал окровавленные пальцы. Наконец он сказал:

— Надо же! А я и не заметил, как меня зацепило. Наверное, этой проклятой дверью прижало, в торпедном отсеке. Док, у нас тут есть аптечка. Почините, а?

— Джон, ты просто не представляешь, что ты для нас сделал, — горячился Свенсон. — Я имею в виду эту самую дверь. Ведь это ж было чертовски тяжело.

— Не так, чтоб уж очень, — возразил Хансен. — Скажите спасибо нашему общему другу. Это он ее закрыл, а не я. Но, если б мы ее не закрыли…

— Или, если б я разрешил вам зарядить торпеды вчера, когда вы свалились как снежный ком на голову, — мрачно заметил Свенсон. — или когда мы маячили на поверхности, и все люки были открыты настежь. Тогда мы были бы сейчас еще на восемь тысяч футов ниже и нас раздавило бы в лепешку.

Вдруг Хансен вырвал у меня свою руку и полным скорби и жалости голосом произнес:

— Боже, с этой проклятой рукой я совсем забыл. Джордж Миллз, наш торпедист. Его, видно, здорово зашибло. Осмотрите сначала его, док. Вы или доктор Бенсон.

Я снова взял покалеченную руку Хансена и проговорил:

— Теперь спешить незачем ни мне, ни доктору Бенсону. Так что займемся-ка пока вашими пальцами. А Миллзу наша помощь не нужна.

— Боже правый, да что же вы такое говорите! — с искренним негодованием воскликнул Хансен. — Когда он очухается…

— Он уже никогда не очухается, — прервал его я. — Лейтенант Миллз мертв.

— Что?! — изумился Свенсон и до боли сжал мою руку. — Вы сказали — мертв?

— Струя воды из трубы четвертого торпедного аппарата сбила его с ног с такой силой, на какую способен разве что мчащийся на всех парах поезд, — устало сказал я. — Его отшвырнуло на заднюю переборку, и он разбил себе затылок — череп треснул, как яичная скорлупа. В таких случаях смерть наступает мгновенно.

— Несчастный Джордж Миллз, — пробормотал Свенсон, и лицо его сделалось бледным как мел. — Бедняга! Это было его первое плавание на «Дельфине». Надо же, мертв.

— Убит, — поправил его я.

— Что! — капитан Свенсон так сильно стиснул мою руку, что она аж посинела. — Что вы сказали?

— То, что сказал: он убит, — ответил я.

Свенсон долго сверлил меня взглядом, его лицо было лишено всякого выражения — только как-то вдруг сразу постаревшие глаза выдавали переполнявшие его чувства. Капитан резко повернулся, перекинулся с ним парой слов и снова вернулся ко мне.

— Пойдемте-ка отсюда, — коротко сказал он. — Раненой рукой Хансена вы можете заняться и у меня в каюте.

VII

— Да вы хоть понимаете, что говорите? — продолжил разговор Свенсон. — Ваше обвинение серьезно…

— Да будет вам, — грубо отрезал я. — Мы не в суде, и я никого не обвиняю. Его убили — вот и все, что я хотел сказать. В смерти лейтенанта Миллза повинен тот, кто оставил открытой переднюю крышку торпедного аппарата.

— Что значит — оставил крышку открытой? Кто вам это сказал? Она могла открыться сама собой, чисто случайно. Но даже если и так — хотя я просто не пойму, как это могло случиться, — все равно вы не вправе обвинять кого-либо в убийстве из-за халатности, забывчивости или…

— Капитан Свенсон, — сказал я, — не сомневаюсь, вы первоклассный моряк. Но это вовсе не значит, что во всем остальном вы такой же непревзойденный. В вашем образовании, капитан, имеются серьезные пробелы — это совершенно очевидно: вы даже не в состоянии определить, умышленно это было сделано или нет. Вам нужно видеть букву закона, чтобы определить, нарушена она или нет, вот почему вы, боюсь, до сих пор не понимаете, о чем идет речь. Вы говорите — крышка могла открыться сама собой, чисто случайно. Но как?