Первый внутренний пейзаж, представленный Вордсвортом, напоминает сказочно-пасторальную (т. е. фантазийную) полудрему. Вордсворт называет «пасторальными» фермы, расположенные в долине. Он видит колечки дыма, поднимающиеся над лесистыми берегами реки Уай, и придумывает для них изысканное объяснение. Якобы в лесу разжигают костры безвестные пустынники и романтичные «бродячие обитатели» (т. е. цыгане). Земляки Вордсворта могли по достоинству оценить его изобретательность: настоящее происхождение колец дыма было общеизвестно и очень прозаично. Берега реки Уай славились производством древесного угля. В свое время Уильям Гилпин, описавший эти места в знаменитых «Наблюдениях на реке Уай», привлек внимание к дыму, поднимающемуся от углевыжигательных печей. Вордсвортовское изображение окрестностей Тинтернского аббатства, где реалии подменены красивым вымыслом, звучит на этом фоне оригинально. Его описание колечек дыма предвосхищает пассажи из «Прелюдии», посвященные фантазии, создающей иллюзорный мир. Среди них — чудесное объяснение ослепительного блеска, исходящего от лесного водопада, и пасторальные картины Грасмирской ярмарки у подножия холма Хелве́ллин в Озерном крае.
Отдав дань дивным мечтаниям, Вордсворт переходит к внутренним пейзажам другого толка. Это «мысленные картины», оставшиеся в памяти поэта от первого посещения Тинтернского аббатства, картины, которые герой, находясь в неприветливом городе, часто воскрешал в памяти, всякий раз переживая новую встречу с Тинтерном. Воспоминания производили на него двойной эффект: Вордсворт забывал о будничных неурядицах и отдыхал душой, и в то же время он ощущал, что становится более восприимчивым по отношению к окружавшей его городской действительности, делаясь милосерднее и прозорливее. В предисловии ко второму изданию «Лирических баллад» Вордсворт назовет это особое ощущение «припоминанием ярких моментов прошлого в состоянии покоя», которому и должна — по его мысли — посвящаться поэзия.
Свыкнувшись с мысленными образами Тинтернского аббатства, поэт, возвращаясь на берега реки Уай, испытывает странное чувство: ему кажется, что реальный пейзаж создан по образу и подобию его мыслей, а не наоборот. Поэт говорит, что «его мысленная картина оживает снова» («The picture of the mind revives again», line 61). Происходит характерное для поэзии Вордсворта наслоение внутреннего пейзажа на внешний, что расширяет его выразительные возможности. Поэт мысленно соединяет прошлое с настоящим и с предвидением будущего, пытаясь ощутить полноту времени.
Уже не раз говорилось, что романтики по-настоящему открыли психологизм в мировой литературе. В этом своем произведении Вордсворт словно подтвердил распространенную сейчас мысль о том, что именно мозг является коррелятором всех происходящих в мире внешних событий. Пейзаж для нас всегда будет таким, каким мы его представляем своим внутренним взором. И если наш внутренний мир весьма богат, то и мир окружающий будет отвечать этому богатству. Так, в частности, сотрудники лаборатории Принстонского университета (США) под руководством доктора Роджера Нельсона уже десятки лет исследуют влияние коллективного сознания на материальную действительность. Цель исследований предусматривает экспериментальное доказательство прямого влияния человеческого сознания на материальный мир в глобальном масштабе.
В отличие от поэтов предшествующей эпохи, поэт-романтик живописует не только то, что он видит, чувствует, думает, он стремится запечатлеть самый процесс переживания — как ему видится, слышится, думается: поэтический психологизм, выраженный подчас с изящной, прозрачной простотой. Стихотворная речь Вордсворта иногда действительно настолько естественна, что стихи, кажется, вовсе исчезают, открывая поэзию самой жизни. Обычный мир и простая речь — такая тематика и такой стиль вполне органично выражали жизненную философию Вордсворта. Поэт живописал в своих стихах жизнь непритязательную, из лихорадочно растущих городов звал к вечному покою природы.